Поскольку он нажил в Копенгагене больше врагов, чем друзей, и ему было не на что надеяться при следующем суверене, он нашел убежище в другой стране. Сперва он отправился в Саксонию, но там его ждал столь нелюбезный прием и подстерегала столь большая опасность, исходящая от эмиссаров инквизиции, что он прожил там всего несколько месяцев. Не предвидя ничего, кроме гонений, в странах, признающих духовную власть Папы Римского, он принял решение поселиться в Турции и принять ислам. Добравшись по пути в Константинополь до границы с Венгрией, он был арестован по подозрению в участии в только что раскрытом заговоре графов Надасди и Франжипани. Напрасно он клялся в своей невиновности и сообщал пограничной страже свое настоящее имя и род занятий. Борри посадили в тюрьму и послали императору Леопольду запрос о дальнейшей судьбе задержанного. Его счастливая звезда клонилась к закату. Леопольд получил письмо в неудачный для Борри момент. Его величество совещался наедине с папским нунцием, и как только последний услышал имя Джузеппе Франческе Борри, он потребовал передать узника святейшему престолу. Его требование было удовлетворено, и Борри, закованного в ручные кандалы, отправили под конвоем в римскую тюрьму инквизиции. Он был в гораздо большей степени мошенником, нежели фанатичным приверженцем своих воззрений, и был не прочь публично отречься от своей ереси, если бы это сохранило ему жизнь. Когда ему было сделано соответствующее предложение, он не замедлил его принять. Вынесенный ему в прошлом смертный приговор едва ли мог быть заменен наказанием менее суровым, чем пожизненное заключение, но он был безумно рад избежать лап палача любой ценой и 27 октября 1672 г. сделал публичное признание своей вины перед собравшейся толпой римлян. После этого он был переведен в тюрьму замка Сант-Анджело, где оставался до самой смерти, имевшей место двадцать три года спустя. Утверждают, что незадолго до смерти он удостоился существенной привилегии: ему разрешили иметь лабораторию и скрашивать одиночное заключение поисками философского камня. Экскоролева Кристина во время пребывания в Риме часто посещала старика, чтобы поговорить с ним о химии и о доктринах розенкрейцеров. Она даже добилась для него разрешения иногда покидать тюрьму на один или два дня и гостить у нее во дворце под ее ответственность за его возвращение в неволю. Она поощряла его поиски великого секрета алхимиков и для их осуществления снабжала его деньгами. Можно предположить, что Борри извлек из этого знакомства максимальную выгоду, а Кристина не получила ничего, кроме горького опыта. Однако нет уверенности в том, что она получила даже это, ибо до самой смерти она верила в возможность отыскания философского камня и была готова помочь любому внушающему доверие авантюристу.

Примерно на двенадцатом году заключения Борри в Кёльне был издан небольшой труд, озаглавленный «Ключ от кабинета благородного рыцаря Джузеппе Франческа Борри, в котором заперто множество принадлежащих его перу любопытных записок по химии и другим наукам, а также его жизнеописание». Эта книга содержала развернутое изложение розенкрейцерской философии и дала аббату де Виллару материал для интересного кабалистического романа «Граф де Габалис», наделавшего много шума на исходе семнадцатого столетия.

Не дожив до восьмидесяти лет, Борри умер в тюрьме Сант-Анджело в 1695 г. Кроме «Ключа от кабинета», написанного в 1666 г. в Копенгагене для «просвещения» короля Фридриха III, он опубликовал труд по алхимии и оккультным наукам под названием «Миссия Ромула для римлян».

Помимо искателей философского камня, о которых было рассказано выше, в данном и предыдущем столетии жило множество авторов, наводнивших литературу своими книгами на эту тему. Большинство ученых мужей той эпохи действительно верило в целесообразность означенных поисков. Несмотря на то, что Ван Гельмонт, Боррихий, Кирхер, Бёрхааве и другие авторы не занимались алхимией профессионально, они любили эту науку и поощряли специалистов в данной области. Гельвеции, дед и тезка прославленного философа, утверждает, что в 1666 г. в Гааге он видел, как некий незнакомец превратил неблагородный металл в золото. Он пишет, что однажды к нему в кабинет зашел человек, одетый как респектабельный бюргер из Северной Голландии, но весьма скромный и простой в общении, намеревавшийся развеять его сомнения в отношении философского камня. Он спросил Гельвеция, узнает ли тот сей редкий камень, если увидит его. Гельвеции ответил отрицательно. Бюргер немедленно достал из кармана маленькую шкатулку из слоновой кости, в которой лежали три очень тяжелых кусочка металла цвета серы, и заверил Гельвеция, что он может сделать из них двадцать тонн золота. Гельвеции сообщает нам, что он очень внимательно их изучил и, видя, что они очень хрупкие, незаметно соскоблил крупицу сей субстанции ногтем большого пальца. После этого он вернул их незнакомцу с просьбой осуществить процесс трансмутации в его присутствии. Незнакомец ответил, что ему нельзя этого делать, и удалился. После его ухода Гельвеции наполнил тигель свинцом, в расплав которого бросил украденную частицу философского камня. Он был разочарован, увидев, что та полностью испарилась, оставив свинец в первоначальном состоянии.

Несколько недель спустя, когда он уже почти забыл об этом эпизоде, незнакомец явился вновь. Гельвеции вновь стал просить его продемонстрировать процесс трансмутации свинца. Наконец незнакомец согласился и сообщил Гельвецию, что для этого достаточно крупинки философского камня, которую перед погружением в расплавленный металл нужно заключить в восковой шар, иначе в силу своей исключительной летучести она просто испарится. Они провели соответствующий эксперимент и к обоюдной радости добились успеха. Гельвеции повторил эксперимент в одиночестве и превратил шесть унций [170] свинца в самое чистое золото.

Молва об этом событии распространилась по всей Гааге, и все выдающиеся люди этого города собрались в кабинете Гельвеция, дабы воочию убедиться в истинности полученного сообщения. Гельвеции повторил эксперимент в присутствии принца Оранского и позднее проделал его еще несколько раз, пока у него не кончился порошок, полученный от незнакомца. Необходимо заметить, что последний больше никогда не посещал Гельвеция и так и не сообщил ему ни свое имя, ни общественное положение. В следующем году Гельвеции опубликовал своего «Золотого тельца» [171] , в котором подробно изложил сию историю.

Примерно в то же самое время знаменитый отец Кирхер издал свой «Тайный мир», в котором назвал алхимиков сборищем мошенников и самозванцев, а их науку обманом. Он признал, что сам в прошлом был заядлым алхимиком и пришел к указанному выводу после длительных раздумий и множества бесплодных экспериментов. Все алхимики немедленно взбудоражились, решив опровергнуть утверждение грозного оппонента. Первым вступил с ним в полемику некий Соломон де Блауэнштейн, который попытался обвинить его в умышленном обмане, напомнив ему о трансмутациях, проделанных Сендивогием в присутствии императора Фридриха III и курфюрста Майнцского. В сей диспут также вступили Цвельфер и Глаубер [172] , отнесшие враждебность отца Кирхера на счет его злобной зависти адептам более удачливым, нежели он сам.

Утверждали также, что Густав Адольф превратил некоторое количество ртути в чистое золото. Ученый Боррихий сообщает, что он видел монеты, чеканенные из этого золота, на этом же настаивает Ленгле дю Френуа. В «Путешествиях Монкони» об этом говорится следующее: «Один купец из Любека, не слишком преуспевший в торговле, но знавший, как превратить свинец в очень хорошее золото, отдал королю Швеции сделанный им слиток, весящий по меньшей мере сто фунтов. Король тотчас же велел чеканить из него дукаты и, точно зная, что сведения о происхождении сего золота соответствуют действительности, приказал высекать на одной стороне монеты его собственный герб, а на другой символы Меркурия и Венеры. У меня есть один из этих дукатов, и я из заслуживающего доверия источника узнал, что после смерти любекского купца, никогда не казавшегося очень богатым человеком, в его сундуках нашли не менее одного миллиона семисот тысяч крон.» [173]

Подобные истории, с уверенностью рассказываемые людьми высокого общественного положения, подпитывали алхимические заблуждения во всех европейских странах. Поражает количество алхимических трудов, написанных в одном лишь семнадцатом веке, и число умных людей, принесших себя в жертву этой иллюзии. Габриэль де Кастень, монах ордена св. Франциска, привлек к себе столь большое внимание во время правления Людовика XIII, что сей монарх прикрепил его к своему двору и сделал раздающим милостыню [174] . Он заявлял, что сможет найти эликсир жизни, и Людовик рассчитывал наслаждаться правлением сто лет. Ван Гельмонт приписывал себе удавшуюся трансмутацию ртути, вследствие чего был приглашен императором Рудольфом II поселиться при венском дворе. Глаубер, получивший соль, названную его именем, и имевший врачебную практику в Амстердаме около середины семнадцатого века, основал в этом городе алхимическую школу и сам читал лекции по этой науке. Тогда же пользовался большим авторитетом Иоганн Иоахим Бехер Шпайерский, убежденный в том, что выполняя определенную последовательность операций с использованием великой и непостижимой субстанции философского камня, золото можно делать из кремниевой гальки. Он искал поддержки своих экспериментов у императора Леопольда Австрийского, но надежда на успех была слишком незначительной, а необходимые затраты чересчур высокими, чтобы уговорить данного монарха, поэтому тот не скупился на похвалы, но не дал Бехеру никаких денег. После этого Бехер обращался к голландским Генеральным штатам, но с тем же эффектом.