Делиль, видимо, боялся разоблачения в Париже. Он знал, что в присутствии короля за его манипуляциями будут наблюдать особенно тщательно, и под тем или иным предлогом откладывал поездку более двух лет. Демаре, министр финансов Людовика XIV, думая, что «философ» боится предательства и насилия, дважды посылал ему охранное свидетельство за печатью короля, но Делиль по-прежнему отказывался ехать. Тогда Демаре написал письмо епископу Сенескому, в коем поинтересовался, что тот действительно думает об этих знаменитых трансмутациях. Ответ сего прелата был следующим:

СУДАРЬ, год назад или немногим больше я выразил Вам мою радость в связи с Вашим назначением на пост министра. Теперь я имею честь сообщить Вам свое мнение о господине Делиле, который занимается превращением металлов в моей епархии. За последние два года я несколько раз говорил о нем с графом де Поншартреном, который спрашивал меня о нем, но я не писал Вам, сударь, или месье де Шамиллару, потому что ни Вы, ни он не интересовались моим мнением на сей счет. Однако сейчас, когда Вы дали мне понять, что хотите знать мои соображения по данному вопросу, я поделюсь ими с Вами со всей искренностью, в интересах короля и во славу Вашего министерства.

По моему мнению, есть два момента в отношении господина Делиля, подлежащие беспристрастной проверке: первый связан с его секретом, а второй с его персоной, то есть необходимо выяснить, подлинны ли его превращения и всегда ли он был законопослушным гражданином. Что касается секрета философского камня, то я долгое время считал его вздором и свыше трех лет относился с наибольшим недоверием к претензиям именно сего господина Делиля. В то время я никак его не поощрял, более того, я помогал человеку, рекомендованному мне одним влиятельным семейством данной провинции, преследовать Делиля за те или иные преступления, в совершении коих он подозревался. Но после того, как этот человек, разгневанный на Делиля, однажды рассказал мне, что он сам несколько раз отвозил золото и серебро, сделанное тем из свинца и железа, ювелирам Ниццы, Экс-ан-Прованса и Авиньона, мое отношение к Делилю мало-помалу стало меняться. Позднее я познакомился с Делилем в доме одного из моих друзей. Чтобы доставить мне удовольствие, эта семья попросила Делиля поставить опыт в моем присутствии, на что он немедленно согласился. Я дал ему несколько железных гвоздей, которые он превратил в серебряные в камине перед шестью или семью заслуживающими доверия свидетелями. Я забрал сии превращенные гвозди с собой и отправил их вместе с моим раздающим милостыню Имберу, ювелиру из Эксан-Прованса, который, подвергнув их необходимым тестам, вернул их мне со словами, что они сделаны из очень хорошего серебра. Этого, однако, мне показалось мало. Помня, как двумя годами ранее месье де Поншартрен намекнул мне, что если я проведу расследование деятельности Делиля, то окажу тем самым услугу его величеству, так я и решил сделать. Для этого я направил алхимику предписание приехать ко мне в Кастеллан. Он приехал, и я приставил к нему восемь-десять человек, которым велел пристально наблюдать за его руками. В присутствии всех нас он превратил два куска свинца в золото и серебро. Я отправил оба куска месье де Поншартрену, и он впоследствии сообщил мне в письме, лежащем сейчас передо мной, что показал их опытнейшим ювелирам Парижа, которые единодушно идентифицировали их как чистейшее золото и серебро. После этого мое прежнее скверное мнение о Делиле было всерьез поколеблено. Еще больше оно пошатнулось, когда он у меня на глазах выполнил пять или шесть трансмутаций в Сене и заставил меня выполнить превращение собственноручно, а сам при этом ни к чему не прикасался. Вы, сударь, читали письмо моего племянника Пьера Берара, члена Парижской оратории [178] , об эксперименте, проделанном им в Кастеллане, правдивость которого я удостоверяю настоящим письмом. Еще один мой племянник, господин Бурже, который был здесь три недели тому назад, проделал тот же самый эксперимент в моем присутствии, и о всех его обстоятельствах он подробно сообщит Вам в Париже при личной встрече. В моей епархии свидетелями означенных превращений были около ста человек. Признаюсь, сударь, что после показаний столь к их наблюдателей и заверений стольких ювелиров, равно как и неоднократных успешных экспериментов, свидетелем коих был я сам, все мои предубеждения исчезли. Мои глаза убедили мой рассудок, а деяние моих рук развеяло иллюзии неосуществимости трансмутаций, прежде управлявшие моими помыслами.

Мне остается поделиться с Вами своими соображениями относительно его законопослушности. Он подозревается в трех вещах: во-первых, в том, что был замешан в одной криминальной истории в Систроне и подделывал монеты королевства, во вторых, в том, что он проигнорировал два охранных свидетельства, посланные ему королем, и в-третьих, в том, что он по-прежнему откладывает поездку ко двору для демонстрации своих способностей в присутствии короля. Вы можете убедиться, сударь, что я ничего не утаиваю и не упускаю. Что касается дела в Систроне, то господин Делиль не раз уверял меня, что там он не совершил ничего противозаконного, да и вообще никогда не занимался ничем таким, что оскорбляло бы честь королевского подданного. Действительно, шесть или семь лет назад он был в Систроне с целью сбора трав, необходимых для изготовления его порошка, и жил в доме некоего Пелуза, которого считал честным человеком. Пелуза обвинили в подделке луидоров, а поскольку Делиль был его постояльцем, его сочли вероятным сообщником хозяина. По этому абсолютно бездоказательному подозрению он был осужден за неявку в суд, что достаточно типично для судей, которые всегда очень суровы к отсутствующим на процессе. Во время моего пребывания в Экс-ан-Провансе я узнал, что человек по имени Андре Алюи распространял порочащие Делиля сведения, надеясь избежать таким образом уплаты ему сорока луидоров, которые он задолжал. Но позвольте мне, сударь, продолжить и добавить, что, даже если подозрения в отношении Делиля обоснованны, нам следует с некоторым снисхождением отнестись к прегрешениям человека, владеющего секретом, столь полезным государству. Что же до двух охранных свидетельств, отправленных ему королем, то я считаю, что его столь малое внимание к ним никоим образом нельзя вменять ему в вину. Период времени, необходимый ему для подготовки к трансмутациям, состоит, строго говоря, только из четырех летних месяцев, и если в силу каких бы то ни было причин он не может использовать их должным образом, он теряет целый год. Таким образом, первое охранное свидетельство стало бесполезным из-за внезапного вторжения герцога Савойского в 1707 г., а второе едва ли достигло адресата в конце июня 1708 г., когда означенный Делиль подвергся нападению группы вооруженных людей, назвавшихся исполнителями воли графа де Гриньяна. Делиль написал графу несколько жалоб, но не получил от него никаких гарантий собственной безопасности. То, о чем я Вам, сударь, только что рассказал, не заставит Вас гневаться в третий раз и объяснит, почему в настоящее время Делиль не может отправиться в Париж к королю для исполнения своего обещания двухлетней давности. Он потерял два или даже три лета из-за постоянного беспокойства, которое ему причиняли. Вследствие этого он не мог работать и не накопил достаточное количество масла и порошка или не довел имеющиеся у него запасы до необходимой степени совершенства. По той же причине он не смог дать господину де Бурже обещанную ему порцию данных веществ для вашей экспертизы. Если он недавно и превратил какое-то количество свинца в золото с помощью нескольких крупинок его порошка, то они, несомненно, были последними, ибо он говорил мне, что порошок у него на исходе, задолго до получения известия о грядущем визите моего племянника. Если бы он даже сохранил это малое количество для эксперимента в присутствии короля, я уверен, что при зрелом размышлении он ни за что не рискнул бы отправиться с ним в Париж, потому что, если бы из-за малейших отклонений твердости металлов в ту или другую сторону, обнаруживаемых только в процессе эксперимента, первая попытка закончилась неудачно, и у него не осталось порошка для повторной попытки и преодоления сего препятствия, его таким образом могли бы счесть мошенником.

Позвольте мне, сударь, в заключение повторить, что такого мастера своего дела не следует доводить до крайности и принуждать искать убежище в других странах, на что он смотрит с презрением как в силу своих воззрений, так и благодаря совету, который я ему дал. Вы ничем не рискуете, если дадите ему еще немного времени, и можете многое потерять, если будете его торопить. Подлинность его золота после ее подтверждения столь большим числом ювелиров Экс-ан-Прованса, Лиона и Парижа не вызывает сомнений. А поскольку он не виноват в том, что посланные ему ранее охранные свидетельства остались бесполезными, необходимо отправить ему еще одно, за успешное использование которого я буду нести ответственность, если Вы поручите это мне и доверитесь моему страстному желанию оказать услугу его величеству. Прошу Вас ознакомить его с моим письмом во избежание возможных справедливых упреков в мой адрес в случае его незнания вышеизложенных фактов. Заверьте его, если сочтете необходимым, в том, что, если Вы отправите мне такое охранное свидетельство, я заставлю господина Делиля засвидетельствовать свою преданность интересам короны в той мере, в какой она будет соответствовать степени моей личной ответственности перед королем. Таковы мои соображения, кои я представляю на Ваше высочайшее рассмотрение. Имею честь оставаться вашим покорным слугой.

Данное письмо является наглядным подтверждением того, что Делиль был не заурядным самозванцем, а человеком исключительной хитрости и ловкости. Епископа явно обманула ловкость рук Делиля, и когда однажды его первоначальное недоверие было сломлено, он проявил такую склонность к самообману, какой, вероятно, не ожидал от него даже Делиль.

Его вера была столь сильной, что он сделал заботы своего протеже своими заботами и старался отвести от него подозрения. Однако Людовика и его министра, похоже, настолько ослепили радужные прогнозы епископа, что алхимику был тотчас же выслан третий пропуск, или охранное свидетельство, в котором король приказывал ему незамедлительно прибыть в Версаль и провести публичный эксперимент с использованием его масла и порошка. Но это не входило в планы Делиля. В провинциях он был важной персоной и настолько привык к повсеместной раболепной лести, что не испытывал желания променять ее на точную идентификацию своего статуса при дворе монарха. Под тем или иным предлогом он откладывал путешествие в Париж, несмотря на настоятельные просьбы своего доброго друга епископа. Последний, давший слово министру и поклявшийся честью, что убедит Делиля поехать, начал испытывать тревогу, поняв, что не может сломить упрямство сей персоны. Епископ увещевал его более двух лет и каждый раз слышал в ответ, что имеющегося порошка недостаточно для поездки, или что тот недостаточно долго подвергался воздействию солнечных лучей. В конце концов его терпению пришел конец, и он, опасаясь падения собственного авторитета в глазах короля из-за дальнейших проволочек, попросил его в своем письме издать lettre de cachet [179] , на основании которого в июне 1711 г. алхимик был арестован в замке Ла-Палю и уведен для заключения в Бастилию.

Жандармы знали, что арестованный предположительно является счастливым обладателем философского камня, и в пути сговорились убить и ограбить его. Один из них сделал вид, что соболезнует злоключениям философа, и предложил ему совершить побег, пока он (жандарм) будет отвлекать внимание сослуживцев. Делиль не скупился на благодарности, не догадываясь о подстроенной ему западне. Его вероломный «друг» сообщил другим жандармам, что жертва попалась на удочку, и было решено позволить Делилю побороться с одним из них и побороть его, пока остальные будут находиться на некотором расстоянии. Затем они должны будут погнаться за ним и выстрелить в сердце, а после изъятия у трупа философского камня отвезти его в Париж на телеге и сообщить месье Демаре, что арестант пытался бежать и сумел бы это сделать, если бы они не открыли по нему огонь и не застрелили его. В удобном месте план был осуществлен. По сигналу «дружественного» жандарма Делиль побежал, а другой жандарм прицелился и прострелил ему бедро. На звук выстрела тут же сбежались крестьяне, помешав жандармам таким образом добить его согласно их плану, и Делиля, тяжело раненного и истекающего кровью, привезли в Париж. Он был брошен в Бастилию и упорно срывал с себя бинты, накладываемые хирургами на его рану. Он больше никогда не вставал с постели. Епископ Сенеский навещал его в тюрьме и обещал ему свободу в обмен на превращение определенного количества свинца в золото в присутствии короля. У несчастного больше не было подручных средств для обмана: у него не было ни золота, ни тигля с двойным дном или полой палочки, в которые это золото можно было бы спрятать. Он, однако, не захотел признаться в мошенничестве, а просто сказал, что не знает секрета изготовления порошка для нанесения на поверхность металлов, некоторое количество которого он получил от одного итальянского философа и истратил без остатка на различные трансмутации в Провансе. Он влачил жалкое существование в Бастилии семь-восемь месяцев и умер от последствий ранения на сорок первом году жизни.

Сей претендент на владение философским камнем был сыном от первого брака женщины по фамилии Алюи, с которой Делиль познакомился в начале своей карьеры на придорожном постоялом дворе и на которой он впоследствии женился. Делиль заменил ему отца и наилучшим доказательством своей заботы о пасынке счел обучение его мошенническим приемам, вырвавшим его самого из мрака безвестности. Юный Алюи был способным учеником и быстро освоил весь алхимический жаргон. Он со знанием дела рассуждал о поверхностных контактах, осаждениях металла из раствора, возгонках, эликсире жизни и универсальном растворителе, а после смерти Делили провозгласил, что этот великий адепт передал свой секрет ему и только ему. Мать помогала ему обманывать людей, надеясь, что им обоим удастся, согласно истинно алхимической моде, прицепиться к какому-нибудь богатому простофиле, который содержал бы их в роскоши, уповая на золотые и серебряные горы. Судьба Делиля никак не стимулировала их дальнейшее пребывание во Франции. Да, французы по-прежнему верили, что он был великим мастером, и были весьма склонны поверить сказкам о юном адепте и переданной ему тайне, но Бастилия требовала новых жертв, и Алюи с матерью со всей возможной поспешностью бежали из страны. Они несколько лет путешествовали по континенту, живя за счет легковерных богачей и время от времени проделывая успешные «трансмутации» с помощью тиглей с двойным дном и тому подобных ухищрений. В 1726 году Алюи без матери, которая, видимо, к тому времени уже умерла, находился в Вене, где познакомился с герцогом де Ришелье, в то время послом французского двора. Он ввел сего дворянина в полное заблуждение, «превратив» несколько раз свинец в золото и даже заставив посла собственноручно «превратить» «железный» гвоздь в серебряный. Герцог впоследствии хвастался Ленгле дю Френуа своими достижениями на алхимическом поприще и сетовал, что ему не удалось узнать секрет драгоценного порошка, с помощью которого он добился успеха.