– Чем-чем? – удивился Олег. – Ничем я ее не награждал. Она вообще в повести осталась, практически, за кадром.

– Не помнишь? А кто, желая подробней раскрыть тему ее смерти и влияния этого события на мою психику, писал о раке? «Умирала она медленно и мучительно…» А?

– Постойте! Этот кусок не вошел в повесть, я написал его и тут же удалил!

– Ага, бестрепетной рукой. Ну, вот и прикинь, откуда сие известно мне?

Олег опешил. И действительно, никому о предполагаемой болезни матери своего героя он не говорил, даже Цыпе. Да и сам давно забыл о неудачном экскурсе в прошлое Кнаппе. Откуда же?..

– А первый вариант конца? – усмехаясь, продолжал Риттер. – В котором не было ни детей-заложников, ни драм-матизму?!

Последнее слово он произнес с нескрываемым отвращением, будто передразнивая.

«Предположим, если текст был украден с моего домашнего компьютера слишком рано, альтернативный конец мог попасть в чужие руки, но абзац о болезни мамы Кнаппе я даже не сохранял!.. Кто-то читал с экрана?»

Понимая несостоятельность оправданий перед батюшкой материализмом, Олег Химмельман постепенно начинал верить в самое невероятное, но столь упорно навязываемое ему объяснение происходящего.

«Спокойно, Олежек, спокойно».

– А разве в Пуэрто-Рико есть детские тюрьмы? В которые сажают выдуманных героев?

– Не финти, папаша. Есть тюрьмы, есть.

– Слушайте, Риттер, не зовите меня папашей, это еще не доказано!

Риттер только усмехнулся, присев на пятую точку перед Олегом и скрестив ноги перед собой.

– Между прочим, вы тут явно матерились по-испански. Я кроме слова «карамба» не понял ни шиша. Откуда, спрашивается, мой герой знает слова языка, которого не знаю я?

– Умгу, на «кнаппе» лингвистических познаний хватило, значит…

– Интернет подсказал, – огрызнулся Олег. – Не уходите от ответа.

– А что тут отвечать? Тюрьма не проходит бесследно, – Риттер улыбнулся так широко, что сверкнул сразу двумя золотыми жевательными зубами.

– Но при этом дурь о рыцарях и их правом деле, сумасшествие, которое довело Кнаппе до греха, она из вас не выбила?

– А ты сам виноват. Сделал меня окончательно сбрендившим пацаном, теперь не удивляйся.

Он оставался доброжелательным, спокойным и рассудительным собеседником. Никакого следа былой буйности.

– Ну, хорошо, предположим, весь этот абсурд действительно правда, – размеренно проговорил Олег. – Пусть так. Вы – герой моей повести, некогда Кнаппе, теперь Риттер. И что? Я-то чем виноват? Миллионы писателей создают образы негодяев, но я не слышал, чтобы им за это что-то было. Это же нормально! Есть плохие, есть хорошие, вся литература на том стоит.

– Карамба! Ты меня доведешь все-таки, папаша! – вскочил Рыцарь. – Во-первых, отвечай за себя, не думай о других. Во-вторых, если ты чего-то не знаешь, это не значит, что ничего не было. В-третьих, ты написал неправду, и я пострадал несправедливо!

– Что?! Это почему еще неправду-то? Я автор, что напишу, то и есть правда. Тем более, что пишу я фантастику, то есть вру как хочу, а коли не нравится кому, пусть публицистику читают.

– Чушь, все в жизни закономерно. Поведение героев, как отражения живых людей, тоже должно подчиняться логике. – «Кто бы говорил о логике», подумал Олег. – Если ты говоришь, что твой главный герой замызганный «очкарик» и никогда не касался турника, а потом он у тебя начинает показывать чудеса гимнастики, то это неправда. Пример доступен?

– Ну, предположим, – нетерпеливо кивнул Олег. – Однако не помню, чтобы я допускал подобные промахи в повести о Кнаппе. Разве у него не было пальцев, чтобы спустить курок?

– Не у «него», а у «тебя», то есть, у меня, – поправил Риттер. – Были! Но это лишь грубый пример, чтобы ты понял, о чем я говорю. Ум-то у тебя не шибкий, приходится гиперболизировать.

– Пф! Учит курицу яйцо…

– Цыц, хилипойяс! Физически я мог совершить преступления, приписанные мне тобой. А вот психологически – нет.

Олег опять хотел фыркнуть, но сдержался, поймав выразительный взгляд своего героя. Зубы пожалел.

– Ну вот прикинь, описал ты маленького мальчика, хорошо описал, мол, маму любит, папу любит, в бога верит, в церковь ходит. Никогда никого не обижал, не бил – непотребное занятие для богопослушного мальчика. Можно даже сказать, подставлял вторую щеку, получив кулаком по первой.

– Это где это я про щеки писал? – возопил Олег, уже понимая, к чему ведет его собеседник.

– Не перебивай. И учись читать между строк.