Шрифт:
– Мама? Что там, мама? Это папу убили?
– Ма-ма-а…
– Кнаппе, отдай мне револьвер, быстро! Или выкинь его и пойдем! Дай нам пройти, быстрее!
– Стойте… – робко ответил я, направив меч на нее. – Стойте!
– Да что с тобой такое? Ты совсем из ума выжил, молокосос? – закричала она. – Они сейчас придут сюда и убьют нас! И тебя тоже!
– Стойте! – я не знал, что со мной. Кто эта страшная тетя – колдунья? Или нет? Мне было страшно, я хотел, чтобы пришел большой и умный Рыцарь и все решил за меня. Но она продолжала наступать, и я боялся все больше.
Но ведь убивать – это плохо? У Беллы такая красивая ручка, у нее такое красивое лицо, даже сейчас, когда она плачет.
А вдруг она сделает мне больно? Эта тетя…
– Ну, все, Кнаппе, хватит! Хватит, я сказала, дай это сюда! – она шагнула, и я упал, продолжая целиться в нее. Путь к двери освободился, и она отступила.
– Сейчас мы уйдем. Если хочешь, пошли с нами. Только не вздумай стрелять! Иначе я сделаю тебе очень-очень больно… Пошли Роззи, бери за ручку маленькую и проходи к двери у меня за спиной.
– Стойте, – совсем уж прошептал я.
«Ну и что? Убить или отпустить?» – закусил губу Олежек. Он был человеком добрым и делать из своего героя совсем уж негодяя не хотел. Но если отпустить заложников, то как закончить смачно? А ведь конец, верил он, обязан быть смачным, четким… конечным.
Роковой выстрел и окончательное сумасшествие, или даже полное раскаянье и прозрение – это сильный конец, драматичный. Качественную слезу вообще выдавить из читателя куда проще, чем сочинить интересный хеппи-энд, вызывающий благодарную улыбку.
С другой стороны, и нынешний читатель, и современный издатель предпочитают концы хорошие, счастливые. Тем более, покупая журнал, человек рассчитывает расслабиться, а не нагружаться негативом по самые уши.
Что делать?
Автор думал, и скоро у него появилось легкое, почти неуловимое чувство «правильного» конца. Конца, продиктованного не только мыслями отвлеченными, а и характером героя, его возрастом, взглядом на субъективный и объективный миры. Но довести ощущение до законченной мысли он не успел, зазвонил телефон:
– Олег, ну что?
– Э-э, что «что»?
В трубке вздохнули, и молодой талант похолодел – это ж тот самый издатель почтил его своим звонком! А он возьми да и сядь в лужу.
– Повесть готова?
– Да! Уже да! – не раздумывая, соврал Олег.
– Отлично, – голос заметно потеплел. – Жду «мылом» в течение получаса.
– А-а, да-а… да-да.
– Молодец. Пока. – Пип-пип-пип…
«Уф, – перекрестился атеист Химмельман. – А ведь отчество-то забыл, забыл отчество…»
Не часто звонили ему издатели. Что там, до сей поры хватало электронной почты. А значит, его отношения с журналом перешли на новый, качественно новый уровень. Это ли не повод почувствовать себя чуточку счастливей?
Й-и-и-а-х-у-у-у!
«Так, быстро заканчиваю и шлю. Черт, даже вычитывать некогда. Ну и ладно – у них там редактора есть, пусть работают». Мысль о том, что самый захудалый редактор осчастливившего его журнала как литератор на голову выше молодого таланта, развеселила Олега окончательно. Пребывая в самом распрекрасном расположении духа, он поставил решительную точку в судьбе маленького Кнаппе.
– Стойте, – совсем уж прошептал я.
Тетя обернулась, глядя на меня настороженно и даже испуганно. За ее спиной торопилась выйти из комнаты Роззи, буксируя зареванную Беллу.
Мысли в моей голове рождались и умирали в конвульсиях, сталкиваясь с силой встречных поездов, я слушал их, но не слышал. Весь мир для меня сузился до размера тетиных глаз. Там правда, верил я, мне только надо ее найти. Я видел страх и недоверие и теперь уже совсем не мог узреть той любви, которой она соблазняла меня раньше. Значит, она врала? Она все врала? И я предаю сейчас своего Рыцаря, сэра Бермундеса, который рассчитывает на меня, ждет моей помощи, доверяет успех своего дела, а может быть, и свою жизнь!
– Стойте! Вы мои пленники, и, клянусь честью своей, я не отпущу вас живыми! – крикнул я окрепшим голосом и уверенно сжал рукоятку меча.
– Ах ты!.. Девочки, бегите! – закричала тетя и кинулась на меня.
Такая большая и страшная. Я испугался, но взял себя в руки, вспомнив о том, что я не просто мальчик, я оруженосец рыцаря – смелый, бесстрашный и решительный герой. И я пронзил ее мечом, нажав пальцем спусковой крючок.
– Бах, – глухо кашлянул меч, и тетю отбросило назад. Она остановилась, схватившись за живот и выдохнув: