Шрифт:
Двор звенел голосами детворы, игравшей на припеке у пестрых горок, на качелях и брусьях, разукрашенных в яркие краски. Каждый, кто видел Малышкиных, – так для краткости называли семейство Татьяны Васильевны, – здоровался с ними. А Татьяна Васильевна, в выходном платье, прихрамывая на больную ногу, ступала именинницей под руку с зятем. Перешучивалась с соседями. В ответ вставляла меткое словцо.
Из стайки детворы к ним подбежала чернявая девочка-подросток. Уткнулась Валерьяну в живот и обняла его. Приласкалась к бабушке и маме, и пошли впятером.
– Вас здесь все знают, – сказал Андрей.
– Где родился, там и сгодился, – ответила Татьяна Васильевна. – Всю жизнь тут прожила.
Родом из окрестной деревни, Малышкина полжизни проработала на фабричной сборке, а после инвалидности по болезни заведовала складом на мебельном комбинате.
Наташа шла с Андреем. Пухленькая, коротко стриженная, она походила на мать.
– Брат говорит, ты не любишь церковь? – спросил Андрей.
– Не люблю. На работе я часто вижу смерть, и верю лишь в то, что сейчас. Попы такие же люди. Почему я должна им душу открывать? А другие, как хотят, – голос у Наташи был приятный, звонкий.
– Тут знают о брате?
Женщина небрежно пожала плечом.
– Нам, какое дело! Мама переживает. И девочку жаль. Алену.
– Ты знаешь о ней?
– Валера рассказал. Мы маме не говорили. Не поймет. Думает, милиция ошиблась. Дурь это все! Подростки с жиру перебесились и насвинячили. Ну и что, что знакомые! Пусть сами отвечают за свои поступки. Валере не объяснишь! Может, теперь дойдет…
С первых минут Андрею было легко и просто с Малышкиными.
– Ты еще наших красот не видел! – ворковала Татьяна Васильевна на переднем сиденье, и с удовольствием вертела головой по сторонам. – Тут самые, что ни на есть знаменитые места! В селе Зачатьевское, – вон видишь, над парком золотенький купол Зачатьевской церкви – дом построил сам Александр Васильчиков, любовник Екатерины второй. Это была его усадьба. Он вырыл пруды. Насадил парк. А один из Васильчиковых был женат на сестре Петра Петровича Ланского, мужа Натальи Николаевны, вдовы Пушкина. Она часто с детьми гостила в Лопасне. Так раньше назывался наш город. Тут есть памятник на могилах потомков Пушкина. Сюда с детьми брата переехала его старшая дочь Мария Александровна Гартунг. Толстой с нее списывал Анну Каренину. А внук Пушкина Гриша нашел здесь на чердаке двадцать две тетради с рукописями деда к истории Петра первого. Про Мелихово и говорить нечего! Кто только тут не гостил!
– Вы интересуетесь литературой? – спросил Андрей.
– Татьяна Васильевна до знакомства со мной считала союз писателей чем-то наподобии общества «Знание»! – сказал Валерьян.
– И считаю!
– …Но наизусть знает всего «Евгения Онегина».
Малышкина было процитировала несколько строф, прервалась и проговорила:
– Если б ты знал, Андрей, какая здесь раньше была помойка, а не город! Ужас!
И она говорила о былом легко и просто. Посмеивалась над голодным послевоенным детством, подшучивала над весельчаком и пьяницей отцом, грустила над умершими знакомыми и друзьями своими и покойного мужа, с которым прожила сорок лет. И о чем бы Малышкина ни говорила, все у нее получалось весело и интересно. Беспутных она жалела, над жадными подтрунивала. Объясняла, проезжая мимо домов, кто в них из приметных людей живет; как и что тут было прежде. Бегло, на ходу.
Через полчаса Андрею казалось, что он знаком с Татьяной Васильевной всю жизнь. Двадцатикилометровое путешествие до монастыря со стоянием в длинной очереди на железнодорожном переезде промелькнуло мигом. И когда из-за лесочка и на пригорке зазолотились купола монастырских храмов, Андрей и Малышкина были друзьями.
– Это отмоленное место! – сказала Татьяна Васильевна, кряхтя и охая, выбравшись из машины. – Не ваш новострой Христа Спасителя, – с неприязнью нажала она на «ваш». – Наш в тысяча пятьсот пятнадцатом году основан. Здесь проходимцам делать нечего!
Древняя святыня была ухожена. Величественная колокольня и огромные кованые ворота. Весело сверкающие золотом купола храмов и – чистотой и опрятностью свежеокрашенные постройки и аллея к ним.
Валерьян троекратно перекрестился. Дождался, пока женщины повяжут платки, взял Татьяну Васильевну под руку и повел во двор.
– Видел бы ты, Дрюня, – так шутливо стала называть Андрея Малышкина, – что тут было, когда я была как Женя! Из настоятельного корпуса сделали сельхозтехникум, – показала она на желтый с белым двухэтажный дом. – В корпусе для монахов – студенческое общежитие. Вон там был склад, а там – гаражи. В Никольской церкви открыли клуб. В Успенской – спортзал. А во Всех Святых – столовую. Все купола сломали. Все травой поросло. А стены не тронули. С Москвой рядом, да в сторонке от больших дорог. Это, наверное, и спасло. Щас глянь, какая красота!
Татьяна Васильевна благодушно огляделась. В косынке, с седыми кудрями она походила на добрую бабушку из сказки.
Для посетителей была открыта Знаменская церковь. Пошли туда.
В церкви было прохладно. Приятно пахло воском. У сени над мощами с изображением на раке вверху преподобного Давида выстроилась короткая очередь.
– Сейчас подойдите к мощам, – зашептала близнецам Малышкина, – поблагодарите за все и попросите, что хотите. Только так просите. Перекреститесь троекратно и поклонитесь. Поцелуйте мощи. Где все целуют! Не бойтесь, в церкви никакая зараза не пристанет! И опять перекреститесь. А что попросили – никому не говорите.
– Откуда вы все знаете? – прошептал Андрей.
– Мать учила. А ее учила ее мать, моя бабка.
Пока ждали своей очереди у раки, Наташа прошептала Андрею:
– Мама почти каждый день здесь просила за Валеру. Наш родственник ее возил…
Валерьян поцеловал тещу и жену. Улыбнулся брату. Глаза его повлажнели.
Решили ждать службу. Пошли к круглому бассейну со стаей карпов в прозрачной воде. Братья присели на скамейке у деревянных мостков. Женщины пошли смотреть рыб.
Из клумбы в пыли за людьми настороженно наблюдал павлин с маленькой головкой и облезлым перламутровым хвостом. Второй павлин взгромоздился на каменную ограду у садика, готовый удрать при малейшей опасности.