Камень на Готланде по преимуществу светлый. Известняк. Или темно-розовый — гранит. Вдруг из земли возникает нерукотворная стена камня, в несколько метров высотой — похожая на городскую, ту, что с башнями. Башни, кстати, тоже XII века, еще не круглые, а прямоугольные: круглые — это позднейшее техническое достижение, они более стойки под ядрами. Здешняя стена, здешние башни предохраняли только от стрел.

Камень в Скандинавии, здесь, на Готланде, — всё: и строительный материал, и защита, и нападение; и даже аналог бумаги. Потому что именно на плоских камнях сохранились руны, т. е. «картины», которые рассматривались мною в Историческом музее Готланда: ладьи, человеки, сражения на море, послания, письма, сказания и стихи. Камень тверд и непрозрачен — он подпирает весь прозрачный готландский мир, камень — основание всему. Камень — очаг, и камень — надгробие: у храма, в траве — каменные плиты с надписями, а иные — вынуты из почвы и стоят, прислоненные к стене. Камень — залог уютной жизни, и камень же — эпилог ее. Вдоль побережья, если пройти от города километра два, возникают выветренные нерукотворные изваяния; на восточном побережье они организуют целые пространства, каменные музеи под открытым небом. Стокгольм весь связан мостами — связаны камень дворцов и быстротекущие воды; на Готланде камень связывает пейзаж в единое целое. Викинги собирали остроконечные валуны и выкладывали ими по земле ладьи-захоронения, иногда захоронения продолжаются цепью ладей-звеньев. Деревья и кустарник на берегу вырастают, кажется, прямо из камней — неведомо как, без почвы. Цветущий куст на булыжнике. Ярко-желтый. Без листьев — пока. Когда пройдет пора цветения, куст поменяет цвет на зеленый. Но я этого уже не увижу.

Камень цвета холста сопровождает всюду; и меня охватывает болезнь собирания камней: иные из них — бывшие кораллы, с отпечатанными на поверхности причудливыми растительными рисунками. Чайки быстро ходят по прибрежным камушкам, как мы по булыжной мостовой, перебирая длинными ногами. Я привезла с собой на память небольшой серый камень, черную деревянную птицу на спице-ноге и белую шерстяную овечку: организовала на книжной полке мини-Готланд.

Если столько камня — то, разумеется, есть и каменщики. То есть масоны. С высоты руин церкви Святого Духа как на ладони виден здешний масонский двухэтажный дом: в масонах состоит богатая и старинная по роду часть обитателей. Масоны помогают благотворительностью разным общественным начинаниям, тем, что к пользе и славе острова. Подкидывают денежки (правда, не такие большие) на конференции, на стипендии, на гранты. Масонская верхушка входит в состав разных городских организаций и советов. На острове есть и Ротари-клуб, и отделение Лайонс — вот бы разгулялись идеологи наших суперпатриотических изданий! Однако здесь, в Швеции, почему-то (привет журналу «Наш современник») масонов никто не относит к «врагам» и «вредителям»: они помогают своему королевству, и репутация у них отличная. В начале июля масоны проводят праздник купания: поскольку они проповедовали здоровый образ жизни (и они же основали здесь Ботанический сад), прививали населению любовь к водным процедурам, к плаванию в открытом море, то в определенный день современные масоны выносят в море старинную купальню, осуществляют свой масонский заплыв и вознаграждают себя потом стаканчиком хереса.

Островитяне, то есть жители Готланда, вернее, обитатели Висбю, горожане, отличаются от прочих шведов особой контактностью. Странно было бы услышать в Стокгольме «здравствуйте» — а здесь дети, как было (может, и есть) у нас в деревнях, здороваются с прохожими. Если идешь, гуляя, по длинной дорожке вдоль моря, то и взрослые могут тебя поприветствовать. Обязательно здороваются с покупателем продавцы и кассиры в наисовременнейшем магазине. (Поздоровались со мною и по-русски: кассиром в огромном магазине служит Ольга, жена русского тренера местной хоккейной команды, — хоккеисты, кстати, проносились мимо меня на роликах вместо коньков, тренируясь на прогулочной дорожке.) Черта провинции? Быть может. Но отнюдь не всякой. Да и провинцией — в нашем смысле слова — здесь не очень- то пахнет. Едет на машине, сам, естественно, за рулем, вице-губернатор острова — приветливо машет рукой. Кстати, здесь, в Висбю, соперничают губернские власти с муниципальными (с «коммуной»). Соперничают — за распределение государственных денег, поступающих в бюджет острова.

Спускаемся на прогулку с велосипедами по узкой мощеной средневековой улочке, круто, но с изгибом спускающейся к морю; через дорогу, стоя на порогах своих домиков, один из которых прирос к городской стене, переговариваются пожилой мужчина и спелая, яркая женщина (подбоченившись, в чем-то домашнем). Лена Пастернак — ей, незнакомой, с восхищением: «До чего ты хороша!» Именно ты — это я хорошо улавливаю. Просто так, выражение радости и удовольствия — от созерцания. В другой раз тоже на улице, проходя мимо, старушка-одуванчик, чудная, в розовом беретике кокетливом на седых кудряшках, что-то весело говорит нам: оказывается, радуется, что у березы уже появились листья! Лена первый раз в жизни эту старушку видит, но так же весело ей отвечает. И это здесь, на острове, — нормально. Я уж не говорю о том, что при втором посещении кафе «Розас» я была опознана хозяйкой как своя.

Готланд расположен в девяноста километрах от шведской стороны материка, в ста тридцати — от Риги, в пятистах пятидесяти — от Петербурга и на таком же расстоянии — от Гамбурга. В часе полета от острова в девяти странах живут шестьдесят миллионов человек. С XII века Готланд — перевалочный пункт торговых сношений.

Шведским остров стал только в 1679 году. С 1985 года средневековый центр острова, Висбю, занесен в список ЮНЕСКО как уникальный город Всемирного культурного наследия. Тысяча ферм на острове существуют еще с викинговых времен. На курс русского языка в университетском колледже ежегодно записываются не менее тридцати студентов.

Поселение в Висбю существует уже пять тысячелетий. На острове сохранились около двухсот остатков стоянок бронзового и раннего железного века. Тысяча восемьсот фундаментов относятся к середине железного века, из них десять отлично сохранившихся. Множество захоронений в ладьях из камней — каменных «инсталляциях», придуманных не концептуалистами и постмодернистами.

Балтийский центр открыт на Готланде в 1993 году. Но само его возникновение здесь настолько естественно, органично и понятно, что кажется — он был всегда. В Центр приезжают переводчики и писатели из всех (при)балтийских стран. Когда я впервые сошла в общую кухню-столовую, помещение с невиданной красы пейзажем в окне, Ингрида из Латвии и Тапио из Финляндии отвечали на мои вопросы по-английски и с нордической сдержанностью. Через несколько часов мы уже болтали по-русски. А вообще за столом мы (я подсчитала) говорили одновременно на пяти языках — немецком, английском, шведском, финском и русском. И все хором жаловались друг другу на проблемы с французским: мол, читать-то читаем, понимать вроде понимаем, а вот чтобы заговорить…

На двадцать тысяч населения «большого» Висбю, а если честно, то на две тысячи живущих внутри средневековой стены, ежегодно приходится 600 тысяч туристов. То есть на каждого жителя — триста зевак. Но зеваки привозят денежки…

В начале XIX века Готланд именовали Малой Америкой, поскольку на остров шла сильная эмиграция, в основном с близлежащих островов Смеланд и Уланд: считалось (и справедливо), что переезд (переплыв) на Готланд дешевле, чем через Атлантику. А условия жизни на Готланде были лучшими, чем на других островах, принадлежавших Швеции. И земли можно было получить больше.

Для сравнения: и поныне фермы на Готланде имеют большие наделы, чем хозяйства в центральной Швеции. Но поскольку среди угодий много неудобий, земли культивируемой выходит не больше.

А кто они такие, готландцы, вообще — по «составу», по происхождению? Ну, шведы. А до того — кто они были? Почти три века были под датским игом. Они — кто? Готы? Германское племя? Архитектурный пейзаж, как известно, напоминал любекский: такие же «ступеньки» на фронтоне. И русские тут в XI–XII веках были, и кто не был! Слабые следы — Русская улица, руины русской церкви, ресторан…