— К Шипке она не подходит, — сказал Кнорин, — Тут мы свое дело сделали.

— И заморозили на Шипке двадцать четвертую дивизию! — снова не удержался Бородин.

Слова подпоручика возмутили генерала, но он оставался спокойным: привык не тратить нервы по пустякам. Последнее слово оставалось за ним, и он мог в любой момент выгнать дерзкого младшего офицера.

— Дивизию заморозил мороз, подпоручик, — сдержанно ответил он.

Бородина тоже возмущало спокойствие генерала, в нем он видел полнейшее безразличие к разыгравшейся трагедии. Но он полагал, что еще может сказать генералу такое, что взорвет его и лишит этого леденящего спокойствия.

— Мороз хозяйничает там, где нет возможности с ним бороться, — сказал Бородин. — На Шипке к нему не готовились, хотя и знали, что он рано или поздно придет!

— Вот вы, подпоручик, знали, что мороз придет, а небось тоже поморозили подчиненных? — улыбнулся Кнорин.

— У меня трое обмороженных, — ответил Бородин.

— Вот видите, — укоризненно покачал головой Кнорин.

— Эти трое остались в строю, ваше превосходительство! — доложил Бородин.

— И все же вы их поморозили! — уточнил генерал.

— Но другие-то роты и полки вымерзли чуть ли не целиком! — с трудом выдавил из себя Бородин. — В роте поручика Кострова из девяноста пятого Красноярского полка остался один человек, да и тот отправлен в Габрово.

— Рота поручика Кострова достойно исполнила свой долг перед Россией! — не выдержал подполковник Жабинский. — Поручик Костров и его солдаты погибли на Шипке героями, подпоручик!

— Если вы изучали военную историю, господин подпоручик, — сказал генерал, — то вы должны знать про швейцарский поход Александра Васильевича Суворова. Из двадцати пяти тысяч своего доблестного войска Суворов потерял в боях не более двух с половиной тысяч, а более десяти с половиной тысяч у него замерзло. Не так ли, господин подпоручик?

— Так, ваше превосходительство, — ответил Бородин. — Но Суворов находился слишком далеко от России, и ему негде было взять теплые вещи.

— А где же мог взять вещи великий князь Николай Николаевич? — спросил Кнорин.

— У его высочества много других забот. Но у него есть много помощников, которые обязаны были думать о том, что ждет русскую армию на суровой Шипке.

— А они и думали, подпоручик, могу вас в этом заверить! Вы же не можете сказать, что Шипка ничего не получила? Ведь получил же ваш пятьдесят пятый Подольский полк, не правда ли?

— Получил, — согласился Бородин. — Но в нашем полку и в нашей дивизии действительно думали о солдате, ваше превосходительство. И мы понесли ничтожно малые потери, если сравнить их с потерями замерзшей на Шипке двадцать четвертой дивизии. На что там надеялись, к чему там готовились?

Или солдат ничего не стоит? Полушубок и валенки для казны куда дороже? На солдате там экономили, наше превосходительство!

— Я мог бы обвинить вас в мятежном образе мыслей, и вы бы плохо кончили, подпоручик, — уже строже и без улыбки сказал генерал. — Но я сознаю, что на Шипке действительно можно расшатать нервы. Особенно если человек слаб духом и привык роптать, поносить своих командиров и все высокое начальство.

— О своем командире полка я не сказал вам и одного плохого слова, — медленно проговорил Бородин. — Я с глубоким уважением отношусь и к начальнику нашей дивизии. Но я никогда не прощу генералу Гершельману, и ему не простит вся Россия, ваше превосходительство!

— А по какому праву вы, подпоручик, можете давать оценку высшим чинам? — возмутился Жабинский.

— По праву человека, просидевшего на Шипке с июля месяца, — ответил Бородин.

— И не видевшего ничего, кроме своего ложемента! — гневно бросил Жабинский.

— Извините, господин подполковник, но я успел увидеть многое, — ответил Бородин, едва сдерживая себя. — Я видел тыеячи турок и бил их — в июле, августе, сентябре.

— Мы тоже видели тысячи турок и били их! — вспылил Жабинский. — Но мы не унизимся до того, чтобы критиковать людей, стоящих выше нас на десять и двадцать голов!

— Успокойтесь, князь! — Кнорин добродушно улыбнулся. — Подпоручик сегодня не в духе, у него, может быть, несчастье, а при своей беде человек часто склонен винить других. — Он внимательно Посмотрел на Бородина. — Не так ли, господин подпоручик?

— Да, у меня большая беда, ваше превосходительство: недавно я потерял своего друга Кострова, а сегодня похоронил невесту, она умерла от тифа.

— Я так и знал, — кивнул генерал.

— Но они могли бы быть живы, ваше превосходительство, если бы на Шипку завезли теплые вещи и если бы в Габрове оберегали людей от этой ужасной болезни, — продолжал Бородин. — Мало кто думает, что людей надо избавлять от вшей, что вши распространяют заразу и их нужно уничтожать. О людях надо думать как на Шипке, так и в Габрове. Они заслужили того, чтобы о них заботились!