Шрифт:
На секунду ей захотелось вынуть из портфеля кольцо с плавленым сапфиром и показать его Андрею. Но для чего?
Карина спрячет это кольцо куда-нибудь подальше.
Может быть, когда-нибудь в будущем оно еще понадобится…
Пустые бутылки
С утра опять бились с вакуумом. Была какая-то неисправность в насосе, откачивающем воздух. Недавно взятый в лабораторию молодой инженер Витя Замошкин суетился бестолково.
Марк Иванович, стараясь скрыть свое раздражение, погнал Витю в производственно-технический отдел и сам взялся за насос. Человек высокой технической одаренности, он в таких случаях сам называл себя слоном, вынужденным перетаскивать спички.
— Нет, Колю он нам не заменит, — сказала Марина и, движимая чувством долга, встала рядом с Марком Ивановичем у насоса.
— Коля ваш был хороший лодырь, — сердито отозвался Марк Иванович.
— Но руки у него золотые.
Марина славилась объективностью и справедливостью.
— Руки у него золотые и природное инженерное чутье, — добавила она.
Радиотехник Сева вдруг громко захохотал. Марк Иванович взглянул на него поверх очков, которые надевал, только занимаясь тонкой работой. Он был ненамного старше остальных сотрудников — тридцатидвухлетний кандидат наук Анютин. Марина числилась младшим научным работником. Еще радиотехник и инженер — это был весь штат лаборатории, которой руководил Анютин.
Об их работе не рекомендовалось громко разговаривать в общественных местах. Хотя один раз их показывали по телевизору, туманно и непонятно поясняя непосвященным возможности разделения изотопов посредством лазерного луча.
Передача состоялась не так давно, и на экране еще действовал Коля. Повинуясь мановению руки Марка Ивановича, он делал вид, что включает и выключает установку, хотя все это была чистая липа. Марину показывали крупным планом — за красоту. И после передачи телестудия переслала ей семь писем с предложением руки и сердца. Муж Марины — самбист, поэт и рыцарь — обклеил этими письмами туалет.
А Коля передачи так и не видел. Она шла по какой-то новой рубрике, Коля что-то перепутал и опоздал к телевизору. Потом он послал два письма, якобы от имени зрителей, с просьбой повторить интересную программу, но со зрителями не посчитались.
Радиотехник Сева очень похоже изображал, как Николай в белом халате мелькает на экране, осуществляя решающий миг эксперимента. Когда он увидел, что Коля всерьез огорчается, то стал заводить его еще больше, пока не прикрикнул Марк Иванович. А через две недели Коля ушел из лаборатории согласно поданному заранее заявлению. Он проработал здесь шесть лет — со дня окончания института — и, хотя не отличался ни усердием, ни дисциплиной, знал всех мастеров в техническом отделе, умел ладить с людьми, и инженерная мысль у него действительно работала.
Марк Иванович счел нужным поговорить с Колей перед его уходом.
— Хорошо ли вы продумали свое решение?
— Я продумал, — твердо ответил Коля.
Он не сказал, куда переходит, но намекнул на высокий заработок и свободу во времени.
— А в смысле перспективы новая работа вас устраивает?
— Она меня устраивает во всех отношениях.
— Ну что ж, Коля, мы все желаем вам хорошего и не будем мешать вашему росту…
Вместо Коли в лаборатории появился Витя Замошкин, очень усердный и пока очень бестолковый. Вот и сейчас он бесцельно торчит в техническом отделе и мастера гоняют его один к другому.
Марк Иванович наладил работу насоса, и настроение у него улучшилось.
— Что ты ржешь, мой конь ретивый? — спросил он Севу.
Тотчас добавил, испугавшись, что обидел:
— Учтите, это стихи.
— Да что там, Марк Иванович! — сказал Сева. — У меня тоже, литературно выражаясь, смех сквозь слезу. Я ведь знаю теперь, где Колька работает…
Сказано было таким тоном, что все молча ждали продолжения.
Но Сева ничего не прояснил:
— Это увидеть надо.
— Как увидеть?
— Марк Иванович, поедем в обед, я покажу. Нужно, чтоб вы сами посмотрели. И Марина тоже. Я-то случайно налетел.
Сева говорил очень серьезно. Они поехали, не дождавшись обеденного перерыва.
Старая московская улица, которой еще не коснулась реконструкция, выходила к одному из вокзалов, и потому движение на ней было оживленное, а киоски и маленькие магазины облепили ее до самой вокзальной площади.
Сева привел Марка Ивановича и Марину к небольшому деревянному сараю, возле которого сгрудились люди, навьюченные мешками, авоськами и корзинами.
— Встанем к сторонке, — распорядился Сева.
Они примостились в конце загибающегося крючка этой бестолковой очереди. Люди, образующие ее, были беспокойны и суетливы. То и дело тянулись вперед, стараясь перетащить свой груз хоть на несколько сантиметров ближе к сараю-киоску.
— Чего он сказал? Чего сказал? — спрашивала пожилая женщина у своего соседа.
— Чего, чего… Не будет больше принимать… Тары, видишь, нету…
— Неужели обратно тащиться… Да попросите вы его…
— Его попросишь! — сказал мужчина. — Хозяин — барин.