Шрифт:
— Знаешь, куда бы я действительно хотел сходить? — спросил он.
— Куда?
— В магазин «Бовери», который поставляет оборудование и инвентарь в рестораны.
— О боже! — Я просунула руку ему под локоть и тут же отдернула, потому что он посмотрел на нее. — Я обожаю магазины, которые снабжают рестораны! Я в восторге от этих вешичек из нержавеющей стали!
— Все эти блестящие новые приспособления…
— Хочешь, съездим в этот уик-энд?
— С удовольствием.
— Так и сделаем.
— Здорово!
Мы откинулись на спинку скамейки, позволив солнцу светить прямо в лицо. Стало тихо. Наши руки слегка соприкасались, и, возможно, это было не случайно. Я не шевелилась, чтобы наш контакт не нарушился. Он положит руку мне на плечо? Как сладко и мучительно сидеть и чувствовать тепло его руки, размышляя о том, означает ли эта близость хоть что-нибудь. Или я всего лишь его подружка по кулинарной школе? Годная лишь для того, чтобы строить глазки сотейникам и подставкам для салфеток.
Он кивнул на свежий порез возле моего указательного пальца на левой руке, виновником которого был мягкий помидор, заставивший мой нож соскользнуть.
— Ничего страшного.
— Надо наклеить пластырь, чтобы не получить инфекцию.
— Он у меня был, но отвалился.
— У меня, кажется, есть с собой…
Он вынул свой бумажник и порылся в нем.
— Да нет, все хорошо, правда. У меня дома есть пластырь.
— А где ты живешь?
— Кварталах в десяти отсюда.
— Правда? — Он вытащил пластырь, немного помятый, но все еще пригодный и попросил:
— Могу я взглянуть?
— На мою квартиру?
— Да. Я еще не был в чужих квартирах с тех пор, как переехал сюда.
Отлично! Значит, он не был у Тары.
— Да, хорошо… — «А если Коко дома?» — пронеслось в голове. — Но у нас такой бардак!
— Это неважно.
Он снял прозрачную пленку с пластыря. Я протянула палец. Он обернул его пластырем и осторожно, но твердо прижал к моей коже. У меня по телу пробежала волна.
— А чем занимаются твои родители? — спросил он.
— Мой отец — юрист. Мать — танцовщица. А твои?
— Мой папа — водопроводчик.
— Правда? — «Коко говорит, что секс — это то же, что и сантехника, и непонятно, почему все придают ему такое большое значение?» — А твоя мама?
— Моя мама никогда не работала. Можешь называть ее хранительницей очага.
— Звучит очень мило. Она пекла тебе сладости? И запрещала делать пирсинг и татуировки? И ругала за то, что возвращался после комендантского часа? И проверяла твои оценки в дневнике?
— Да, и непрестанно беспокоилась, что меня собьет машина или я утону в озере, или не смогу адаптироваться. Просто у нее в жизни совсем не было радости — она постоянно беспокоилась за своих детей, готовила еду и содержала дом в чистоте.
— Я всегда мечтала о такой мамочке.
Я ждала, что он станет возражать мне, но у него на лице появилось мечтательное выражение.
— Она действительно чудесная. Готовила еду на всю семью, а у меня еще три брата — завтрак, обед и ужин каждый день, а должен тебе заметить, мы очень хорошие едоки. Именно у нее я научился многим кулинарным приемам.
— А у меня такой была бабушка.
— Да?
— Мы обычно пекли что-нибудь вместе по вечерам в субботу.
В общем-то, я не очень хотела углубляться в эту тему. Я выросла на руках у бабушки, потому что Коко постоянно была в разъездах. Но эти субботние вечера остались счастливым воспоминанием. Мы приносили выпечку в гостиную, набрасывались на еду, пока все не остыло, и смотрели «Факты из жизни, Т. Джей Хукер, комический стриптиз»… Именно бабушка научила меня просеивать муку, разбивать яйца одной рукой, растапливать шоколад. Она открыла мне запах ванили, самый потрясающий запах в мире.
— Ты была единственным ребенком?
— Ага. А ты старший или младший?
— Младший.
Мне понравилось, что он младший.
— А старшие тебя колотили?
— Моя мама всегда стояла на страже.
— Спорим, она участвовала в конкурсах, которые устраивают женские журналы? И собирала бонусы за пачки печенья, чтобы вы могли получить что-то бесплатно, и скрепляла купоны на скидки. Я всегда так делала. Эти маленькие буковки на купонах, казалось, так и кричали: «Вырежи меня! Вырежи меня!»