— В самом деле? — спросил Бомон. — У доктора О’Нейла сложилось другое впечатление.

— Доктор О’Нейл ошибается. Серьезно, мистер Бомон — вы, образно говоря, требовали от нас построить пушку, чтобы застрелить комара. Можете ли вы ожидать от нас, деловых людей, чтобы мы выбросили пушку после одного единственного выстрела?

— Нет. Может быть, и нет. Что вы предлагаете?

— Мы рассмотрели модулятор силы тяжести с коммерческой точки зрения, и я могу предположить, что на Марсе за него дадут хорошую цену.

— Да, да, так кажется на первый взгляд. Но жестокая правда заключается в том, мистер Клер, что это невозможно. Политика правительства требует, чтобы это открытие ограничивалось использованием его жителями Земли. Правительство Земли считает необходимым принять меры и получить это изобретение в свое монопольное владение.

— Вы уже подумали о том, как заставить О’Нейла молчать?

— Принимая во внимание изменившиеся условия — нет. Как вы себе это представляете?

— Акционерное общество при президенте и владение контрольным пакетом акций. Один из наших многообещающих молодых людей становится председателем правления, — Клер подумал о Карсоне. — Будет выпущено достаточно акций, — добавил он, наблюдая за лицом Бомона.

Бомон игнорировал приманку.

— И это акционерное общество по договору будет обязано признать правительство единственным клиентом?

— Так я себе это представляю.

— Гммм… Да, это кажется реальным. Может быть, мне лучше поговорить с доктором О’Нейлом?

— Пожалуйста!

Бомон вызвал О’Нейла на экран и тихо заговорил с ним. Точнее сказать, Бомон говорил тихо, О’Нейл же предпочитал орать. Клер вызвал Фрэнсиса и Грейс и объяснил им, что происходит.

Бомон отвернулся от экрана.

— Доктор хочет поговорить с вами, мистер Клер.

О’Нейл холодно посмотрел на него.

— Что значит вся эта чушь, которую я был вынужден выслушать, сэр? Эффект О’Нейла оказался вашей собственностью?

— Так говорится в вашем договоре, доктор. Разве вы не помните?

— Договор! Я никогда не читал эту проклятую бумажку. Но я скажу вам одно: я набью вам морду. Я завяжу узлами ваши руки и ноги, пока вы не перестанете считать меня дурачком.

— Пожалуйста, спокойнее, доктор! — увещевал его Клер. — У нас нет намерения извлечь выгоду из чисто юридического крючкотворства и никто не оспаривает ваши права. Позвольте мне коротко объяснить мне, что я имею в виду… — и он быстро обрисовал. О’Нейл выслушал, но выражение его лица не смягчилось до самого конца.

— Это меня не интересует, — резко ответил он. — Что касается меня, то пусть правительство имеет все, что хочет. Я позабочусь о том, чтобы оно все это получило.

— Я не упомянул еще об одном условии, — добавил Клер.

— И не трудитесь.

— Я должен. Это не что иное, как джентльменское соглашение, но это существенно. Вы получили на хранение “Цветок Забвения”.

О’Нейл тотчас же стал подозрительным.

— Что вы имеете в виду под словом “хранение”? Она принадлежит мне. Вы понимаете меня? Она принадлежит мне!

— Она принадлежит вам, — согласился Клер. — Тем не менее, в компенсацию за уступки, которые мы сделали вам относительно вашего договора, мы хотим от вас еще кое-чего.

— Что? — спросил О’Нейл. При упоминании о чаше его самоуверенность поколебалась.

— Она принадлежит вам, и вы остаетесь ее владельцем. Но я должен сказать вам, что я, мистер Фрэнсис и мисс Кормет должны иметь к ней свободный доступ.

О’Нейл недоверчиво посмотрел на него.

— Вы имеете в виду, что вы хотите только смотреть на нее?

— Да, только смотреть.

— Только для того, чтобы насладиться ею?

— Верно.

О’Нейл посмотрел на них с уважением.

— Я сразу не понял вас. Прошу прощения. Что же касается чепухи с акционерным обществом — делайте все, что хотите. Мне это безразлично. Вы, мистер Фрэнсис и мисс Кормет можете приходить смотреть на “Цветок Забвения” когда захотите. Я даю вам слово.

— Спасибо, доктор О’Нейл, от имени нас всех, — он попрощался так быстро, как только позволяли приличия.

В глазах Бомона тоже читалось уважение.

— Я думаю, — сказал он, — что в следующий раз я и мое правительство не будем интересоваться подробностями. Я прощаюсь с вами. До свидания, господа — и мисс Кормет.