— Думаю, нам пора на представление.

Я видела, что она изо всех сил старается сдержать улыбку. В этот момент она явно ощущала себя новоявленным Генри Хиггинсом. Она должна была показать свое творение миру, и ей не терпелось это сделать.

— Помедленнее, милочка, — сказала Клаудия, когда мы вышли из дверей. — Делай короткие шаги. Помни, ты теперь Молли. Не выходи из роли.

Она дернулась, когда я подозвала такси.

— И не кричи.

По крайней мере, это сделать было нетрудно. Слишком жарко для быстрой ходьбы и громкого крика. Туфли прилипали к асфальту, щеки пылали под бежевым тональным кремом. Несмотря на жару, Клаудия облачилась в одно из своих бесформенных черных платьев. Зной ей, похоже, был нипочем.

— Интересно, какие у Молли гастрономические предпочтения? — спросила я, когда мы сели в такси. — И на какие темы она разговаривает?

— Это, — сказала Клаудия, — предстоит тебе выяснить.

В «Ле Сирк» было прохладно, но далеко не спокойно. Маленькое вычурное помещение заполнили женщины в мерцающих платьях и мужчины в элегантных костюмах. Они примостились на обитых полосатым шелком стульях, сиденья которых, похоже, были для них маловаты. Во всех углах виднелись цветы, составленные в огромные букеты, на столах резвились маленькие керамические обезьянки.

Метрдотель согнулся над журналом с перечнем зарезервированных столиков. Он не сразу удостоил нас своим вниманием, а удостоив, холодно оглядел с ног до головы. Я невольно похлопала себя по парику, надеясь, что из-под него не выглянули темные пряди.

— Вы забронировали столик?

Судя по тону, он в этом сомневался.

— Холлис, — назвала я «свою» фамилию.

Он не среагировал, поэтому я повторила погромче:

— Молли Холлис.

При этом удивилась, что моя речь моя звучала по-другому — глуше и медленнее, словно ее тоже отретушировали. Человек провел пальцем по странице с фамилиями.

— А, да, — сказал он наконец. — Вот она.

Вид у него был разочарованный.

— Столик для некурящих. Боюсь, на данный момент ничего нет. Вам придется подождать в баре.

Повернул голову, как бы указывая направление, где его можно искать.

В баре было пусто, а после того как мы заказали только воду, стало еще пустыннее. Парик крепче сжал голову. Тяжесть многослойного наряда изнуряла. Отсутствие внимания было красноречивым признаком пренебрежения.

— Мне кажется, — сказала Клаудия, — они надеются взять нас измором. Устанут, мол, и уйдут.

Я согласилась.

— Я не намерена доставлять им такое удовольствие, — заявила она.

— И я тоже, — сказала я. Подсунув палец пол парик, поскребла зудящую голову.

Наш столик оказался очень маленьким. Он стоял в углу, и его со всех сторон обвевал дым курильщиков.

— Но ведь я просила стол для некурящих! — сказала я тем же глухим, медленным голосом.

Метрдотель пожал плечами и обвел широким жестом помещение, словно говоря: «Неужели не видите, что все столы заняты?»

Он неохотно протянул меню и поспешно ретировался.

— А винную карту? — спросила я вслед его удалявшейся спине, но его и след простыл.

Это, как мы вскоре узнали, не должно было стать проблемой. Несколько дюймов скамьи слева от меня, очевидно, считались чем-то вроде склада. Официанты, проходя мимо, бросали рядом со мной использованные меню. Скоро плюхнулась и карта вин.

Том был увесистым. Я принялась изучать его и услышала, как мой новый голос сказал Клаудии:

— Очень неплохой выбор.

— Хорошо, — ответила она. — Я, пожалуй, возьму бургундского. Оно там есть?

— Столько страниц, что и не сосчитать, — ответила я.

Но я дошла только до третьей страницы, когда метрдотель снова появился, протянул руку и тоном, не терпящим возражения, произнес:

— Мне нужна эта карта.

Я на мгновение заколебалась, борясь с собой. Затем уступила.

— Браво! — сказала Клаудия. — Ты не вышла из роли. Молли — настоящая леди.

— Не думаю, что ей бы это понравилось, — заметила я и задрожала от злости, заметив, что моя карта оказалась в руках человека, сидевшего через три стола от нас.

Мне хотелось подойти и вырвать карту у него из рук, но я снесла обиду. Потом бедная Молли, трепеща пальцами, обращалась к каждому пробегавшему мимо стола официанту и произносила патетическим тихим голоском:

— Прошу прощения, не дадите ли мне карту вин?

Такая робкая тактика обернулась двадцатью минутами ожидания.