– Сим был хитрее, Хам – наглее и напористее, а Яфет превосходил братьев ростом и мощью. Что ты еще рассмотрел, Нахим?

– Они все велики ростом, широки в плечах, свирепы. Но хуже всего, что они полны той яростной жизнью, что так присуща молодым голодным народам. Они способны по многу суток обходиться без еды, спать на камнях, без устали гоняться по горным кручам за баранами, на бегу догоняют оленей и ломают им шеи, а стрелы их бьют без промаха летящих уток… А знаешь ли хоть одного в нашей веси, кто бы попал в утку? Даже привязанную?.. Я попаду лишь в том случае, если ее нарисовать на всю стену сарая.

Аарон угрюмо покачал головой. По комнате пронесся горестный вздох. А Соломон горько посмеялся:

– Да, мы давно забыли и о войнах, и даже про охоту. Это судьба всех народов, даже самых гордых и выносливых, которые попадают в тепло. Когда наши предки вторглись в Палестину, они умели сражаться! Они сами захватывали долины и веси, жгли, грабили, убивали, забирали скот, а жителей резали недрогнувшей рукой… За сорок лет захватили всю землю Ханаанскую, а потом превратились в мирный народ школяров и искателей истины. Теперь никто из нас не заснет на камнях, от сквозняков болеем и умираем, а от плохо приготовленной пищи страдаем животами…

Его слушали со страхом, но он видел по их лицам, что он должен дать что-то больше, чем рассказ о былом величии своего избранного народа.

– Мы выжили, – сказал он тихо, – хотя весь мир был против нас. Хотя за это время сгинули некогда сильные и гордые народы, а на их места пришли еще более многочисленные и гордые, вселенная дрожала от их поступи, но исчезли без следа и они… а мы есть. И будем вовеки, если будем следовать Завету.

Кто-то вскрикнул отчаянно:

– Но что значит следовать сейчас, скажи!

Соломон сказал твердо:

– Приготовьте повозку. Я сам поеду говорить с ­варва­рами.

Рус сгоряча бросил людей на приступ, но Сова был настороже. Хотя сам Рус повел дружину на захват града, воевода остался руководить, и, едва со стен полилась горящая смола, полетели камни, он поспешно протрубил в рог.

Воины, еще не озверевшие до той грани, когда уже не слышат крика воевод, нехотя, но быстро отступили. Рус зло стискивал зубы, но послушно подхватил на плечи раненого, а справа и слева мелькали темные от зноя тела, вскидывали на спины убитых и раненых, бегом уносили из-под стены.

Сова встретил испытующим взором:

– Убедился?

– Мы еще и не начали, – оскалил зубы Рус. – Еще чуть-чуть, и взобрались бы на стену!

– Не взобрались бы, – сказал Сова таким безучастным тоном, что Рус едва не ухватил его за горло. – А вскарабкалась бы только половина. Еще половина полегла бы, прыгая вниз на копья и в ямы-ловушки… Тебе нужен этот град для живых или хочешь здесь похоронить русов?

Раненого сняли подбежавшие воины второй линии. Женщины уже жгли костры, из котлов несся запах снадобий. Перетянув руку или ногу, волхвы острым ножом рассекали плоть, вытаскивали зазубренные наконечники стрел, копий, острог. Обматывали чистым холстом, но пропитанным крепким отваром целебных трав. Резаные раны заливали медвежьим жиром, взятым обязательно из нутра, ближе к сердцу. Разбитые ударами кости обкладывали чистой щепой, закручивали в лубок.

Сова сказал тем же ровным голосом:

– Двое убитых. А трое ранены так, что к закату будут смотреть на нас из вирия. На остальных заживет как на собаках.

– Откуда знаешь? – огрызнулся Рус. – Ты не лекарь, всех даже не видел.

– Я всех видел, – ответил Сова многозначительно. – Думай, князь.

Рус затравленно оглянулся. На стенах града поднимались черные дымы. Оттуда тянуло горящей смолой, горячей живицей. За навесом мелькали только шапки. Обозленные русы осыпали градом стрел, но редкая находила щель.

– Нам надо взять этот град, – сказал Рус люто. – Пошли конников, пусть сожгут все кусты и всю траву вокруг града. Да не пролезет незамеченной ни мышь, ни ящерка! Еще надо бы снарядить пару отрядов в те веси, что за рекой.

Сова одобрительно кивнул:

– Уже послал. Но насчет кустов и травы придумал здорово. Их набежало из весей как муравьев, а град невелик. ­Потопчут друг друга, в дерьме утонут. Если не дать подвозить жратву, то уже через недельку-другую начнут жрать друг друга.

Рус сжимал и разжимал кулаки. Он чувствовал стыд, противника недооценил, но и отказаться от приступа – признать поражение!

– Ладно, – сказал он угрюмо, – сами выйдут, когда начнут жрать друг друга как крысы. И тогда дадим честный бой в открытом поле.

Сова засмеялся:

– Какой уж честный? Если один наш воин на голову выше и вдвое тяжелее? Это будет избиение!

Оба захохотали. Горечь от неудачного приступа растворилась в сладком предвкушении кровавой резни. Сперва убьют всех мужчин, что выйдут с оружием, потом ворвутся в град и уничтожат все, что бегает, ползает или летает, а потом подожгут со всех концов: пусть боги радуются, а пращуры гордятся своим семенем.