Шофёр открыл дверцу кабины, пропустил Серёжку, а сам зашёл с другой стороны, поправил узенькое зеркальце над головой и нажал на педали.

Машина катила по асфальту. Даже не верилось, что где-то в мире было болото с лягушками и глубокие чёрные ямы, которые нарыли колеса. Шофёр закурил, поглядел сбоку на Серёжку и спросил;

— Отец кто у тебя?

— Рабочий. На экскаваторном вкалывает…

— Законно! — одобрил шофёр. — Рабочий — это тебе, Покусаев, человек… На нём вся земля держится!

За окнами кабины замелькали городские дома. Мягко поскрипывало сиденье, сбоку задувал прохладный вечерний ветерок. Серёжка смотрел на эти знакомые дома и улыбался. Ему было приятно, что отец у него — рабочий, а он, Покусаев, сын рабочего. Он помог шофёру вытащить машину, а теперь едет домой. Больше Серёжке ничего не было нужно на свете…

Но попал Серёжка домой не сразу. Тут снова дело в единстве взглядов шофёра Гырды и Серёжки Покусаева, одной точки зрения на главные вопросы жизни.

— Хочешь или нет, а я должен тебя накормить, — сказал шофёр. — Не возражай, а то обижусь.

Серёжка не возражал. Он сам хотел есть. Только стеснялся сказать.

Машина свернула в один переулок, затем в другой и остановилась возле высокого серого здания. Над дверью мигала неоновыми огоньками вывеска: «Столовая № 3».

Серёжка и шофёр захлопнули каждый со своей стороны дверцы и отправились в столовку есть и закреплять дружбу. Всё тут было как прежде: и квадратные голубые столики, и шишкинская картина с медведями, и официантки возле буфета. Казалось, они так и не окончили делового разговора, который начали в первый Серёжкин визит. Впрочем, и тут оказались перемены. На дверях столовой номер три уже не было объявления о подсобном рабочем. Наверно, подсобник нашелся и текучка окончилась. Всё постепенно становилось на своё место.

Серёжке и шофёру пришлось подождать. Но зато пировали они на славу. На столе было всё, что пожелает душа и предусмотрено раскладкой и калькуляцией. Серёжка наел на рубль и четыре копейки. Живот у него стал как хороший полковой барабан.

Шофёр тоже был доволен. Он предложил Серёжке прокатиться на машине в другой конец города, но Серёжка отказался. От всего, что пришлось пережить за этот долгий день, и сытой еды ему захотелось спать. В ушах стоял протяжный глухой звон и шум. Будто там застряла и никак не могла выбраться грузовая машина и квакали лягушки.

Первый раз за эти трудные дни Серёжка возвращался домой без страха и сомнения. Он был с ног до головы перепачкан болотной грязью и тиной; на руках нестерпимо горели, созревали до положенного предела жёлтые водянистые пузыри.

Серёжка ничего этого не замечал. Он взбирался по знакомой лестнице твёрдым запасливым шагом. Казалось, ничего с Серёжкой особенного не случилось. Ни сегодня, ни вчера. И в то же время — случилось. Он увидел жизнь с разных сторон — и плохих и привлекательных, стал чуточку лучше и взрослее. Будто разошлась у него в душе и выпрямилась какая-то важная, необходимая в жизни пружина.

На лестничной клетке Серёжку поджидал Изя Кацнельсон. Он не мог идти домой, не узнав, что случилось с Серёжкой и почему его нет так долго с работы. Изя увидел разнесчастный вид Серёжки и понял, что друг был не на секретном заводе, а где-то совсем в другом месте. И там лучшему другу было несладко и, возможно, он страдает морально и физически.

— Ты это откуда? — участливо спросил Изя.

Серёжка не ответил. Все рассказывать — надо полдня. А если с подробностями, то даже больше. Серёжка только приветливо кивнул Изе головой и сказал:

— Сейчас, Изя, некогда. Потом…

Серёжка поднимался домой не торопясь, уверенно печатал на ступеньках один шаг за другим. Так делал его отец. Серёжке хотелось быть похожим на отца. Сегодня он тоже был отчасти рабочим человеком…

Славка Юдин схватил по ботанике двойку. Теперь он сидит под грибком в своем дворе и задумчиво болтает ногой. Припекает весеннее солнце, из-под синей ноздреватой корки льда течет к луже ручеек. Домой Славку не тянет. Хочется отодвинуть неприятный разговор. Потом можно будет соврать, будто были у него дополнительные уроки или потерял на вешалке и не мог найти шапку.

Во дворе тихо и пусто. Появился на минуту дворник с мокрой метлой, посмотрел на Славку и ушёл. Славке до смерти хочется есть. Он открывает портфель, но, кроме пустых бумажек от конфет, ничего там не находит. Идти всё же или не идти? Славка закрывает глаза и вертит перед носом указательными пальцами. Получается — не идти.

Славка вздыхает и тут видит Павла Егоровича, который живёт в соседнем дворе. У всех двор общий, а у Павла Егоровича — свой. Летом за дощатым забором цветут цветы, зреют на грядках бородавчатые огурцы, выглядывает из-под листьев клубника с круглыми, как веснушки, крапинками на спелом боку.