Эрдынеев Александр Цырен-Доржиевич
Шрифт:
Вышеприведённый учёный текст изобилует выражениями «не сомневаемся», «ясно», «безусловно», «бесспорно», «уверен в том, что». Однако повторение подобных заклинаний не может заменить хотя бы приблизительного анализа тех событий.
Или взять этот стилистически неряшливый пассаж относительно «дикарей, представших в своем экзотическом виде перед московитами». Назвать ли это той самой скромностью, что паче гордыни, или демонстративным самоуничижением с непонятной целью? Или своего рода шпилькой в адрес Москвы и москвичей?
Но как бы то ни было, ясно одно: анонимный автор данного высказывания явно перепутал былых «московитов» с нынешними москвичами. Да, среди этих последних развелось немало высокомерно презирающих всё и вся, что не несёт на себе вожделенную отметину приобщенности к небожителям — «Made in USA».
А тогда, в начале XVIII в., в русском обществе еще была жива память о тысячелетней, со времен аж Киевской Руси, связи со «степью», связи сложной, неоднозначной: то рубились, то роднились. Так, «московиты» никогда не забывали о том, что русский царь Борис Федорович Годунов был потомком выехавшего в Москву золотоордынского мурзы Чета, при крещении получившего имя Захарий.
Мать Петра I, Наталья Кирилловна, была родом из Нарышкиных. Об отце же ее «московитам» было хорошо известно следующее:
«Кирилл Полуектович Нарышкин, довольно безвестный помещик родом из татар, жил в Тарусском уезде, в отдалении от Москвы…»
Или хотя бы такой житейский пример: когда ближайшему сподвижнику Петра, Алексашке Меншикову, сватали Дарью Михайловну Арсеньеву, среди главных достоинств невесты называлось то, что у нее «род древний, из Золотой Орды» — и перед таким аргументом «полудержавный» жених не устоял…
Во-вторых, для «московитов» той поры «экзотический вид» пришельцев с Востока был явлением вполне обыденным, поскольку первопрестольная издавна сделалась местом, где скрещивались пути из «варяг в греки» и «из татар в немцы». Здешний люд видывал торговых гостей из Индии, Бухары, Венеции, послов турецких и персидских, людей с Кавказа и из Крыма.
Да и сами «московиты» в глазах заносчивого Запада представлялись теми же азиатами. В ту эпоху, по свидетельству европейских путешественников:
«…большинство продолжало носить привычный русский костюм: вышитую рубаху, широкие штаны, заправленные в мягкие ярко-зеленые или красные, отделанные золотом сапожки с загнутыми носками и поверх всего бархатный, атласный или парчовый кафтан до пят со стоячим воротником и рукавами непомерной длины и ширины. Выходя на улицу, надевали еще одно длинное одеяние, летом легкое, зимой подбитое мехом, с высоким квадратным воротником и с еще более длинными рукавами, свисавшими до полу. Когда в праздничный день группа бояр шествовала по Москве в длинных, свободно ниспадающих одеждах и высоких меховых шапках, зрелище было по-азиатски пышное» [9] .
9
Роберт К. Масси. Пётр Великий. — Смоленск, изд. «Русич», 1996.
На таком фоне «экзотические дикари» из Забайкалья где-нибудь на тогдашней Ордынке могли чувствовать себя почти в привычной обстановке.
А вот к утверждению об «унизительности» той поездки стоит присмотреться внимательней.
Петр принял бурятских посланцев 25 февраля (10 марта н. ст.) 1703 г. А 22 марта (4 апреля н. ст.) царь подписал Указ, закреплявший право бурят на вечное владение их «породными» землями. Во вводной части документа подробно излагались причины, побудившие посланцев предпринять свое нелегкое путешествие. Отмечалось, что бурятские роды, населявшие земли к востоку от Байкала и р. Селенги, в административно-правовом отношении изначально подлежали ведению Нерчинской администрации:
«…они де иноземцы въ Нерчинском уезде… многие годы служатъ с Нерчинскими старыми казаками за едино радетельно безъ пороку и против неприятельских воинских людей бьются, не щадя головъ своих, также и ясакъ въ нашу Великого Государя казну платят по вся годы безъ недобору с прибылью…»
Далее из текста следует, что разными окольными путями, в том числе и «облыжным челобитьем Великому Государю», Иркутская администрация ухитрилась исподволь, незаконно распространить свою власть на бурятские роды к востоку от Селенги и Байкала.
О начавшихся после этого бедах забайкальских бурят в Указе сказано прямо, без прикрас:
«…ныне де ту их породную Кударинскую степь заселили Иркуцкаго Присуду [10] Селенгинские, Удинские служилые и всяких чинов люди и отняли де у нихъ, иноземцев, их породные Кударинские степи и лучшия кочевныя места ихъ зимние и летние… всякие угодья и звериные промыслы, кормовые теплые места под лесами, и построили себе заимки для хлебной пахоты; а городьба у них около пашен и около сена плохая, и в ихъ хлебных и сенных потравах были им (т. е. бурятским родам. — В. М.) от нихъ разорения, обиды и налоги большие, брали у них, иноземцев, головщины не померныя насильством своими руками и разоряют ихъ въ конецъ; и от тех головщин они, иноземцы, жён и детей своих испродали и в заклады иззакладывали и сами меж дворы скитаются…»
10
Т. е. подлежащие ведению Иркутской уездной администрации.