Предложение было принято с восторгом. Родители, как ни странно, тоже разрешили. И вот толпа человек в десять-двенадцать охламонов, жизни не знающих, опыта не имеющих и вообще полных балбесов, отправилась в путешествие.

Мы были загружены провизией, теплой одеждой, лыжами, поскольку добраться до дома можно было только перейдя замерзшее озеро на лыжах от ближайшей автобусной остановки в деревне Подорожье. Деревня эта находилась на противоположном берегу примерно в четырех километрах через лес от Криново; в целом от нашего дома до нее было порядка шести километров. За время житья в Булавино мы поняли уже, что водный путь через озеро самый короткий, и полностью осознали важность водных артерий для развития русской цивилизации в глухих лесах.

Наше явление было большим событием для занесенной сугробами до самых окон деревушки. Все местные повыскакивали на крыльцо, радостно приветствовали нас и предлагали молока (те, у кого были коровы, конечно). То ли еще будет: они и не подозревали, какое грандиозное развлечение было им уготовано по поводу нашего прибытия!

Мы забрались в дом, затопили печки, разобрали вещи. Быстро выяснилось, что плохо утепленный потолок (который положили на место только этим летом) в первой комнате практически не держит тепло, и там все время не больше пяти-шести градусов, несмотря на большую русскую печку.

Но мы вовсе не опечалились, потому что во второй комнате, где стояла печка-голландка, было вполне тепло. Как натопишь – так до двадцати пяти градусов, а к утру остывало до семнадцати-восемнадцати, что тоже вполне терпимо.

И мы решили в задней комнате устроить общую спальню, сдвинув кровати так, чтобы девочкам спать в одной куче, а мальчикам в другой, и было тепло. А готовить, мыть посуду и развлекаться решили в первой комнате – той, что с русской печкой.

Установили дежурство по стряпне и мытью посуды, стали ходить на лыжах по окрестным лесам, брать у бабок парное молоко, а по вечерам петь под гитару и танцевать под магнитофон. В общем, началась вполне студенческо-походная жизнь. Все были очень довольны.

Поскольку в первой комнате со щелястым потолком жарко не становилось никак, русскую печку многие видели впервые, а топить ее всем очень нравилось и дров хватало (от старых хозяев остался запас), мы топили ее практически круглосуточно. Кроме того, было очень романтично сидеть перед ней, как перед камином, смотреть на огонь и играть на гитаре. Так мы и делали, совершенно никакой опасности не чуяли.

Но вот день на третий-четвертый стали замечать, что в комнате все время попахивает дымом, и дым этот становится все гуще и гуще. К вечеру уже даже глаза слезились, стало плохо видно. Откуда дым шел – неясно.

Сказочная, невероятная красота зимнего леса. Это чудо, которое в Москве даже трудно себе представить.

Сначала, понятно, валили на то, что «тяга плохая» (хотя два дня назад была хорошая). Но чем гуще становился дым, тем яснее мы начинали понимать, что дело, пожалуй, все-таки не в тяге.

Наконец, с задней стороны печки, у самого пола, провалилась часть доски, и оттуда высунулся рыжий язык пламени, похожий на лисий хвост. Тут уже окончательно стало ясно, что мы горим. Попытка плескать в дырку водой из ковшика со всей очевидностью ни к чему не привела. Тогда кто-то заглянул в подпол и увидел, что под печкой бушует совсем нешуточное пламя.

Нужно было срочно заливать. А как заливать в подполе под печкой? Куда воду-то лить? Ну, положим, сам огонь в печке быстро залили. Но это мало помогло.

Туда в жерло хоть сколько плескай – вниз не протекает. Попробовали из подпола – тоже не очень, потому что горят доски и бревна под самой печкой, плескать надо снизу вверх, большая часть воды пропадает даром.

Дело было в том, что в Булавино издавна печки строили из-за бедности без фундамента, чтобы не тратить кирпичи, прямо на дощатый пол клали слой глины потолще и на нем ставили печку. А чтобы пол не провалился под ее тяжестью, снизу подпирали в подполе деревянными чурбаками, поставленными стоймя. И вот когда мы сдуру топили эту печку, как камин, несколько суток подряд, весь этот нижний глиняный слой раскалился до такой степени, что в подполе загорелись сначала доски пола, а потом подпорные чурбаки. И залить их сверху было никак нельзя, потому что их защищала своей махиной раскаленная громада русской печки.

Стало ясно, что печку надо ломать, добираться до пламени сверху и заливать сверху вниз в подпол из комнаты, иначе сгорит весь дом.

Ну, тут я просто горжусь собой, потому что в довольно опасной ситуации ключевое решение приняла я, и решение правильное. Я самолично притащила из сеней лом, воткнула в угол печки и велела нашим парням выворачивать, потому что у самой сил не хватало.

В десять минут печка была вся разворочена, и открылось полыхающее подполье.

К этому моменту вокруг уже собралась вся деревня, потому что дым валил из нашего дома так, что не заметить было никак невозможно. Надо сказать, что бабки притащили с собой пустые ведра и стулья. Ведра они вручили нам. Правильно, у нас было много молодых девчонок и ребят, чтобы бегать к озеру за водой. А стулья они расставили амфитеатром на снегу, напротив входа, уселись и, нещадно поливая нас матом, принялись рассуждать: сгорит все-таки дом целиком или не сгорит? Большинство сходилось на мысли, что сгорит.