— Барт! Нельзя! — крикнул Уилл.

Бартлби обернулся на нового хозяина, убедился, что тот серьезен, и лег на землю, не сводя подозрительного взгляда с Честера.

— Ну ты чего, глупый котяра? — сказал Уилл, ласково гладя животное по голове. — Ты зачем Честера напугал? Неужели подумал, что он взаправду на меня нападает?

Честер не особенно обрадовался тому, как несерьезно его друг отнесся к происшествию.

— Уилл, клянусь, он на меня наброситься хотел! Когтищи свои выпустил!

— Да ну, не стал бы он на тебя бросаться, — ответил Уилл.

— Ага, так я и поверю, — проворчал Честер, вставая на ноги и подбирая алебарду. Он сердито глянул на Бартлби. Уилл продолжал массировать коту виски, и тот размурлыкался. — Знаешь что? — вдруг спросил Честер.

— Что?

— Смотрю я на вас и думаю: до чего же вы похожи на Скуби-Ду и Шегги!

Не успел Уилл подобрать обидное сравнение в ответ, как на пороге появилась Марта.

— Ребята, идите-ка сюда, — позвала она.

Мальчики промаршировали к хижине и вошли внутрь следом за Мартой. Женщина остановилась у стола, явно чем-то взволнованная.

— Марта, что случилось? — спросил Честер.

— Боюсь, началось, — ровным тоном произнесла она. — Я ее посмотрела, пока наверняка сказать не могу, но, по-моему, началось.

Уилл с грохотом уронил саблю на стол и шагнул к женщине.

— Вы про Эллиот, да? Что с ней?

— Помните, я говорила вам про Натаниэля и тот вирус, который его скосил?

— У Эллиот началась лихорадка? — ахнул Честер. — Нет, Уилл! Она тоже заразилась…

— Так, так, не гоните, — попыталась успокоить ребят Марта, выставив перед собой грязные руки. — Пока еще ничего нельзя сказать точно… Может, у нее и не то же самое, но девочке стало хуже, и мне это не нравится.

Все трое молча прошли в комнату Эллиот.

— Господи, — прошептал Честер.

Они сразу заметили перемену. Девушка по-прежнему была без сознания, но ее лицо раскраснелось и блестело, а длинная рубашка и простыни насквозь промокли от пота. Марта подошла к Эллиот и осторожно убрала у нее со лба компресс. Затем она опустила ткань в миску с водой, выжала и положила обратно на лоб девушке.

— Зато, вы говорили, у нее с рукой все хорошо, — попробовал обнадежить всех Уилл.

— Да, странное дело, но кости у нее срослись очень быстро. Как будто… — начала Марта и вдруг осеклась.

Уилл и Честер вопросительно посмотрели на нее.

— В Колонии про такой случай сказали бы, что девочку благословил проповедник, — наконец объяснила Марта.

— Проповедник? Я думал, они все стигийцы, — озадаченно произнес Уилл, вспомнив религиозные собрания, которые ему приходилось посещать, когда он жил в Колонии. — Выходит, благословение проповедника — это плохо.

— Отнюдь, — ответила Марта. — Видишь ли, стигийцы не такие как все. Они восстанавливают здоровье вдвое скорее, чем мы с вами. У девочки так быстро срослись кости, что я даже сняла шины.

В самом деле, рука Эллиот теперь была перевязана только тонким бинтом — мальчики не успели этого заметить, встревоженные новостью о лихорадке.

— Лихорадка… — проговорил Честер, повернувшись к Марте. — Мне так стыдно, что мы все бросили на вас, а сами только и делали что дурачились… а Эллиот совсем заболела. Скажите, как вам помочь?

— Для начала нужно сбить ей температуру, — сказала Марта. — Компресс на лбу надо менять каждые десять минут.

— Хорошо. Ступайте отдохнуть, Марта, а мы будем с ней сидеть по очереди, — пообещал Уилл.

Уилл сидел на стуле у кровати Эллиот. Он только что заступил на свое второе трехчасовое дежурство, сменив сонного Честера, который побрел к себе на кушетку. Вскоре Уилл обнаружил, что сползает со стула: он тоже задремал.

— Так, соберись! — проворчал мальчик и похлопал себя по щекам, чтобы прогнать сон. Он нашел себе занятие: принялся рассматривать диаграммы, которые сам набросал несколько дней назад, пытаясь представить, как Пора и другие подобные отверстия, когда-то выходившие на поверхность земли, оказались запечатаны. Для этого пришлось вспомнить все, что Уилл знал о тектонике и движении подземных плит. — Дивергенция, конвергенция и сдвиги, — пробормотал он.

Тут Уилл заметил, что в углу одной страницы он, видимо, увлекшись, нарисовал море и галеон на краю гигантского водоворота. Мальчик стал разглядывать набросок, зажмурив один глаз, и поймал себя на том, что насвистывает. Он тут же перестал.

— Господи, я превращаюсь в своего папашу! — пробормотал Уилл, переворачивая страницу. Он решил записать свои наблюдения за неделю, но записывать было по большому счету нечего, и поля дневника скоро украсились спиральками и фигурками, которые мальчик рисовал машинально почти с той же частотой, что зевал.