— Уилл! — воскликнул Честер снова. Встревоженный молчанием друга, он опустился на корточки рядом с ним и спросил: — Тебе плохо?

Уилл посмотрел будто сквозь него, потом запустил пальцы в волосы, испачканные маслянистой жижей, поморщился и прищурил один глаз, как будто ему было тяжело говорить.

— Что с тобой? Не молчи, Уилл!

— Да все в порядке. Относительно, — наконец ответил Уилл монотонным голосом. — Не считая того, что у меня голова раскалывается и ноги страшно болят. И уши все время закладывает. — Он несколько раз сглотнул и добавил: — Наверно, из-за перепада давления.

— У меня тоже закладывает, — сказал Честер, но тут спохватился, что сейчас важно вовсе не это. — Уилл, а ты здесь давно сидишь?

— Не знаю, — пожал плечами мальчик.

— Но почему… что… ты… — сбивчиво начал Честер. — Уилл, слушай, у нас получилось! — выпалил он и рассмеялся. — Тьфу ты, мы ведь живы!

— Вроде того, — равнодушно ответил Уилл и поджал губы.

— Да что с тобой такое? — вспылил Честер.

— Не знаю, — пробормотал его друг. — Я уже не знаю, что со мной и что делать дальше. Ничего не знаю.

— Ты о чем?

— Я надеялся, что снова увижу папу, — ответил Уилл, опустив голову. — В какие бы неприятности мы ни попадали, я не переставал верить… Я верил, что рано или поздно найду его. — Он поднял грязную зубную щетку с Микки-Маусом. — Но теперь никакой надежды нет. Папа погиб, и от него осталась только эта дурацкая щетка, которую он у меня стащил… и дневник с какими-то бредовыми записями.

Уилл взял один из промокших листков и прочитал фразу, записанную корявым почерком:

— «Второе солнце»… в центре Земли. Вот как это понимать? — Он тяжело вздохнул. — Это же глупость какая-то.

Мальчик помолчал, а потом произнес еле слышно:

— И Кэл… — Уилл невольно всхлипнул. — Это я виноват в том, что он погиб. Я должен был его спасти. Я должен был сдаться Ребекке, — тут он щелкнул языком, поправляясь: — сдаться Ребеккам.

Он поднял голову и обратил на Честера потухший взгляд.

— Стоит мне закрыть глаза, как я вижу ее лица, и больше ничего… как будто они впечатались мне в веки… два хитрых злобных лица, и они только и делают что кричат и ругаются на меня. Я никак не могу от них отделаться, они словно поселились у меня в голове, — пожаловался Уилл и с размаху стукнул себя по лбу. — А-а, больно, — простонал он. — Вот зачем я это сделал?

— Но… — начал Честер.

— Мы можем хоть сейчас ложиться и помирать! Что еще осталось? — перебил его Уилл. — Ты что, забыл, как Ребекки говорили о Доминионе? Мы никак не помешаем им распространить вирус на поверхности. Мы-то здесь, внизу! — и он с торжественным видом разжал руку, в которой держал щетку с Микки-Маусом, над лужей маслянистой жидкости, как будто устраивая казнь грубо раскрашенного мультяшного персонажа. — Что еще осталось? — повторил он.

— Что осталось? — вспылил Честер. — Да мы остались! Мы здесь, мы вместе, и мы показали этим злобным скотинам! Это как… как… — он замешкался, подыскивая слово… — как респаун в видеоиграх, ну, знаешь, когда возрождаешься и получаешь еще одну попытку. Нам дали второй шанс, чтобы остановить двойняшек и спасти всех наверху! — Он выудил зубную щетку из лужи, отряхнул и протянул Уиллу. — Господи, да мы живы остались!

— Большое дело, — буркнул Уилл.

— Еще какое большое! — воскликнул Честер и потряс друга за плечо. — Ну же, Уилл! Это же на тебе все держалось, ты всегда мчался вперед как ненормальный и тащил остальных за собой… — Честер перевел дыхание и затараторил дальше: — Ты же не мог усидеть на месте, потому что всюду хотел сунуть свой нос! Правда ведь?

— Ага. Именно с этого все и началось, помнишь? — ответил Уилл.

Честер пробормотал что-то вроде «мда», но потом отчаянно замотал головой.

— А еще я хотел тебе кое-что сказать… — произнес он едва слышно, отведя глаза, и принялся переворачивать носком ботинка какой-то камешек. — Уилл… Я идиот, и я был не прав.

— Да теперь уже все равно.

— Нет, не все равно. Я вел себя как последний дурак. Меня тогда так все это достало… и ты достал, — признался Честер и продолжил уже твердым голосом: — Я со злости много лишнего наговорил. А теперь я тебя прошу: возьмись опять за дело, поступай, как считаешь нужным, а я обещаю, что больше не буду жаловаться. Прости меня, пожалуйста.