Влад указал на щель у подножья раскидистого мегадерева:

— Заночуем там.

Семен робко предположил:

— Не лучше ли... на мегадереве?

Влад не повернул голову:

— Не лучше.

Они забрались в трещину, сверху закрыли сетью, пропитанной алломонами. Сеть нашлась у варвара, Семен и Кася никогда не спали вне Станции. Даже в первом поиске сбежавших генетиков, они всякий раз к ночи возвращались на Станцию. Правда, всякий раз — это дважды. На третий день была авария, тогда впервые ночь прошла вне Станции, но Глеб и Кася были до того измучены, что не замечали ужасов — впали в мертвый сон. А Ковальский из него почти не выходил.

Варвар почти сразу заснул, стоя, привалившись к стене. Вообще Кася заметила, что он присаживается редко, а на четвереньки опускаться избегает вовсе. Ритуальное, предположил Семен. Запреты жрецов, шаманов. Ужасы наказания. На четвереньках намного легче бегать. В Мегамире прямоходящего ждет масса трудностей, любое движение воздуха — даже не ветер, валит с ног. Примитивные племена обязаны становиться на четвереньки! Чересчур велик соблазн.

Семен и Кася долго не спали, переговаривались, опасливо поглядывая наверх. Там на темном небе появилась огромная страшная фигура, поводила сяжками, сканируя ночные запахи и беседуя с Хошей, тот не бросал жвалоносца. Семен удивленно покачал головой: и здесь, среди странных зверей, свои симпатии, привязанности! Мог же крохотный дракончик уютно устроиться на груди варвара в относительном тепле, но остался с ксерксом, греет другу лоб теплым пузом, скрашивает одиночество ночного дежурства.

Стены разогретого за ночь ущелья остыли, потянуло холодом. Семен перехватил капсулку из руки Каси:

— Будешь разогреваться на ночь?

— Не могу же... в ночной анабиоз... как насекомые!

— Первые исследователи каждую ночь впадали. Может быть, потому и прожили так долго?

— Журавлев, Немировский?.. Они прожили долго, но все-таки погибли. А те их коллеги, которые жили по-человечески, умерли своей смертью.

Она даже во тьме ощутила как покачал головой Семен. Но промолчал, спорить не стал — женщина права всегда. А если не права, то перед ней надо немедленно извиниться и продолжать заниматься делом.

Семен так и поступил: свернулся и заснул. Кася фыркнула, мужчины все-таки одинаковы, присела на корточки — в Мегамире спят в любом положении — не проснешься, даже если упадешь. Хоть с мегадерева.

Холод постепенно взял верх, мертвое оцепенение проникло вовнутрь. Она ожидала леденящего страха, анабиоз подобен смерти, он и есть временная смерть, однако странное чувство покоя разлилось по телу. Она попыталась насладиться им, прочувствовать глубже...

...но мешал возникший шум. Она недовольно подвигала плечиком, сердито открыла один глаз. В расщелине было светло, небо блистало синью, уже не расчерченное защитной сетью, сверху доносились голоса. Сконфуженная, она поспешно покарабкалась по стене. Если это был анабиоз, то все равно обычный сон лучше: ей всегда снились яркие сны!

Семен с варваром скатывали широкий тент. Гигантского ксеркса не видно, но Хоша торчал столбиком на громадном камне, чистил перышки и звонко верещал, часто вскидывая к небу уродливую страшноватенькую морду. «Господи, это еще и канарейка!» подумала Кася с отвращением.

— Как спалось? — спросил Семен жизнерадостно.

— Никак, — огрызнулась Кася.

Луч солнца опустился на деревья, быстро соскользнул по стволам. Все озарилось нестерпимо ярким сказочным светом. Кася невольно отшатнулась, прикрыла глаза ладонью, щурясь, остолбенела: всюду — на широких мясистых листьях, что лежат прямо на земле на ветвях, развилках стволов, вскинутых листьях наверху — сверкают, переливаясь всеми цветами радуги, искристые шары. Самые мелкие с ее кулачок, самые крупные — приплюснутые весом — с нее ростом: прикоснешься, влипнешь как в жидкий клей.

Семен посматривал искоса, не мешал зачарованно любоваться: считанные секунды длится сказочная красота. Затем блестящая пленка пойдет рябью, капля росы прогреется, пойдет бурное испарение... Солнечный луч прожигает насквозь, через считанные мгновения от сверкающего шара останется мокрое место, да и оно тут же высохнет бесследно.

До слуха Каси донесся голос Варвара:

— Малец спрашивает у взрослого воина, летают ли червяки? Тот в крик, дурак, ты же видел червей, как же могут летать, у тебя вместо мозгов одни ганглии, чем ты думаешь... А малец вякает, мол, Верховный Вождь сказал, что летают! Тут воин снова орет: дурень, не понимаешь, поганые червяки все-таки летают, но низко, понимаешь, дурень, низко!

Семен ржал, топал ногами. Кася ощущала вибрацию почвы, как чувствовала и более далекие толчки, стуки, колебания. Подумала с удивлением, что наверное почувствовала бы задолго приближение землетрясения: изнутри обязательно шел бы особый треск, как от переспелого арбуза.

— Кася! — ворвался в уши резкий оклик. — Катерина!.. Не спи. Отправляемся.

Ксеркс уже был на поляне, ракетная установка плотно вцепилась в спину, прижалась как перед прыжком, чтобы не мешать охотиться в зарослях. С камня с визгом сиганул Хоша, в прыжке страшно вздыбил гребень и растопырил когтистые лапы — управлял полетом, как запоздало поняла Кася, что от ужаса едва не пустила под себя лужу: страшненький дракончик летел почти на нее.

Хоша брякнулся Головастику на лоб. Семен и Влад уже сидели рядом, скалили зубы, явно нашли общую тему для разговоров. Кася понимала, что это за тема. Когда такие разные мужчины находят общую тему, ясно, о чем чешут языки.

Она запрыгнула, ракетная установка разгораживала их, потому Семен тщательно проследил, чтобы девушка прикрепилась липучками и к спине дима, и к установке. Ксеркс почти прыгнул с места, Кася сожалеюще оглянулась на поляну, рассеченную расщелиной: блестящие драгоценные шары уже словно покрылись трещинами...