— Что за сборище? — понизив голос и оглянувшись, возмущенно проговорил Кирилл Артемович. — Почему не приступили? Я же предупреждал… А вы? Перекур с дремотой устроили? Да за такое…

— Да тут непредвиденные обстоятельства… — промямлил бригадир и глазами показал, словно не решал ся повернуться, куда-то за спину себе.

— Ну, что там у вас? — недовольно крикнул издали Казаков. — Прикажите начинать бурение!

— Сейчас, сейчас! — изобразив на лице улыбку, ответил Сомов и снова зашипел на бригадира: — Никаких обстоятельств! Сейчас же приступайте. Пускай бульдозер. Буровую развернуть…

— Да нельзя же, — снова загадочно зыркнул куда-то глазами бригадир. — Я же говорю…

— Ну, смотри, — угрожающе произнес Сомов к, отстраняя его, шагнул к группе рабочих.

Те расступились и все увидели, что кроме бригады здесь были еще и школьники, а с ними старик, должно быть, учитель — дети теснились возле него, поминутно переводя любопытные взгляды с одного на другого, черные глазенки так и горели.

Разговора Сомова с бригадиром Казаков не слышал, но чувствовал, что произошла какая-то заминка, это его раздражало, и он крикнул недовольно:

— Разберитесь там, Кирилл Артемович, и приступайте, времени у нас нет. — Повернулся к американцам: — Пионеры приехали посмотреть. Наверное из соседнего колхоза. Сейчас там все приготовят и начнут бурение, а я вам пока объясню суть того, что намечено осуществить на пастбищах колхоза «Захмет». — Он еще раз недовольно посмотрел на столпившихся вокруг Сомова рабочих и перевел взгляд на простор пустыни, рукой поведя, чтобы внимание Пэттисона к нему привлечь. — Перегрузка пастбищ приводит к последующему выветриванию, обарханиванию, ветровая эрозия превращает пастбища в мертвую пустыню…

— Да-да, — быстро вставил Пэттисон, — это самое страшное — мертвая пустыня.

— Вот этого мы и не хотим допустить, — сказал Казаков и улыбнулся; его стало забавлять стремление американца во всем видеть угрозу человечеству. — Тут, как говорится, палка о двух концах. В результате перевыпаса исчезают хорошо поедаемые растения, остаются же те, которые животным не очень нравятся, и ядовитые. С другой стороны, если допустить недостравливание пастбищ, то почва затвердеет, прекратится заделка семян в песок — и снова животноводство останется без ценных кормовых культур. Нужна золотая середина. Существуют прогрессивные приемы стравливания пастбищ. Мы выбрали такой: чабан гонит отару как бы по спирали, время от времени меняя направление движения. При развороте слабые овцы, которые обычно плетутся позади, оказываются первыми и могут насытиться вволю. Потом все повторится сначала. Я понятно объясняю?

— О, йес! — с улыбкой закивал Фрэнк.

— Вот по такой схеме строим мы в этом колхозе систему водопойных сооружений. Здесь, под этим саксаульником, расположена довольно мощная линза пресной, почти не минерализованной воды. Мы построим механический колодец, оборудуем его насосом, автономной электростанцией, а затем протянем водовод — по той самой спирали, по которой будут гонять отары чабаны. Ну что там у вас? — всем своим видом показывая крайнюю степень недовольства, спросил он Сомова, который как-то робко подошел и ожидал в двух шагах, когда обратят на него внимание.

Не решившись во всеуслышание выложить все, как есть, он сначала какие-то тайные знаки Казакову сделал, а потом наклонился к нему и зашептал на ухо:

— Неувязка, Ата Казакович. Не опозориться бы перед иностранцами…

Еще не поняв, в чем дело, Казаков уже почувствовал, что именно так все будет — опозорятся они перед заморским этим писателем, и покажет он их в своей будущей книге в таком свете, что… Извинившись перед гостями, он взял совсем дружески Сомова под руку и пошел с ним к группе рабочих и школьников, говоря на ходу:

— Удружили, Кирилл Артемович, спасибо. Ну что еще за неувязка? Какая может быть неувязка, если за столько дней предупредили…

— Да вон, — Сомов, как и бригадир давеча, глазами показал на старика, вокруг которого настороженной стайкой сгрудились ученики.

Старик недвижимо стоял изваянием и смотрел на всех строго из-под насупленных седых бровей.

— Что — вон? — не понял Казаков.

— Старик, — развел руками Сомов. — Не дам, говорит, калечить природу. — Сказав это, Кирилл Артемович сразу же, чтобы отмежеваться от этого старика, не попасть с ним в одну компанию, горячо и убежденно добавил: — Явно не в себе. Мы бы его в два счета… да при этих неудобно.

— Сами-то вы в себе? — косо посмотрел на него Казаков и, видя, что к ним Назаров приблизился, добавил: — Останьтесь, я сам поговорю.

По мере его приближения дети плотнее приникли к своему наставнику, даже заступили его, тот мягко, но властно отстранил их, отвел рукой.

— Здравствуйте, — устало произнес Казаков по-туркменски. — Я главный инженер треста. Что тут у вас происходит?

Усталым своим видом он хотел показать, что не собирается спорить, что дело ясное и протест старика не имеет под собой почвы и что зря они только время теряют. Однако обезоружить таким образом старика ему не удалось, слишком уж воинственно был тот настроен. Может быть, в самом деле не в себе человек, подумал Казаков, когда старик громко, чтобы все слышали его, произнес по-русски: