Усевшись на стул, Мелинда подняла на меня свой пытливый взор. Она явно ждала моих объяснений.

Я рассказал Мелинде о своей встрече с патрицианкой Фабией, которой некогда помог бежать из постылой неволи, и о своем заточении в доме сенатора Долабеллы, откуда мне удалось вырваться только благодаря Фабии.

– При прощании Фабия еще и одарила меня деньгами, – сказал я, показав Мелинде кожаный мешочек с монетами.

– Что ж, теперь вы с ней квиты, – заметила Мелинда. – Теперь послушай мои последние новости. Сегодня я сосала член Фавсту, сыну Суллы, и узнала от него, что Марк Лициний Красс назначен сенатом верховным полководцем в звании проконсула. Крассу будет дана армия из восьми легионов, с которой он со дня на день должен выступить против Спартака. – Мелинда помолчала и мрачно добавила: – Похоже, Андрей, наш замысел пошел ко всем чертям! Ни с ядом, ни с кинжалом мы до Красса добраться так и не смогли.

– Еще не все потеряно, Мелинда, – проговорил я. – Красс вполне может сложить голову и в битве. Войско Спартака идет на Рим!

– Да, но при таком раскладе, Андрей, ты не сможешь вернуться в будущее, – сказала Мелинда. – Тебе придется и дальше рисковать жизнью здесь, в далеком прошлом. Наша главная цель – победа Спартака над Римом.

– Если восставшие рабы ворвутся в Рим, можно ли считать тогда, что моя миссия выполнена? – спросил я после долгой паузы.

– Я думаю, можно, – ответила Мелинда. – Падение Вечного Города за четыреста восемьдесят лет до нашествия готов не может не изменить всю последующую римскую историю.

Я стал убеждать Мелинду, чтобы она поскорее встретилась со своим шефом и обговорила с ним условия моей телепортации в двадцать первый век Если взятие Рима войском Спартака станет главным условием моего перемещения в будущее, значит, профессор Пазетти должен сам подтвердить это.

Мелинда изъявила готовность отправиться в будущее уже через пару часов. По ней было видно, что она с большой радостью сделает это, до того ей опостылела роль здешней куртизанки.

Внезапное исчезновение Мелинды огорчило и насторожило Глорию, которая успела с нею подружиться. Мне пришлось наговорить Глории небылиц о том, что Мелинде пришлось срочно уехать из Рима, спасаясь от домогательств одного патриция с садистскими наклонностями.

Понимая, что иных сообщников, кроме Глории и Ксенона, мне в ближайшее время не найти, я решил открыть им истинную причину своего пребывания в Риме. Сначала я рассказал Глории о том, что являюсь беглым гладиатором и сподвижником Спартака, потом об этом же поведал Ксенону, вызвав его из деревни обратно в Рим. Ксенон и Глория с большой охотой согласились помогать мне в деле создания заговора среди римской бедноты и рабов. Они были наслышаны о победах Спартака над римлянами и с восторгом поддержали мою затею создать отряд заговорщиков, дабы в нужный момент, перебив стражу, открыть одни из городских ворот и впустить отряды Спартака в Рим.

Глория и Ксенон жили в комнате, где еще совсем недавно жила Мелинда, там же они устроили склад оружия, которое мы покупали в разных кварталах Рима, стараясь не привлекать к себе внимания. Живя на Эсквилине, где обитало немало разных отщепенцев и просто обездоленных людей, Ксенон за короткий срок сколотил новую шайку, используя мои деньги и свои старые связи в местной преступной среде.

Шумиха вокруг убийства Красса Муциана постепенно улеглась. Теперь население Рима будоражили слухи о надвигавшихся из северной Италии полчищах восставших рабов и о новых поражениях римских войск. Спартак разбил под Аскулом претора Гнея Манлия, а через три дня нанес поражение Муммию, легату Красса.

Римская знать, каждый день толпившаяся на форуме, со страхом и негодованием слушала объявления глашатаев о неудачных попытках Красса задержать войско Спартака в Пицене, о панике, царящей в городах Пицена и Лация, о толпах беглых рабов, стекающихся отовсюду к Спартаку…

Сенаторы постановили объявить набор в новое войско, которому предстояло оборонять Рим в случае, если армия Красса тоже будет разбита Спартаком. Во главе этого спешно набираемого римского войска было решено поставить претора Луция Кальпурния Пизона.

С некоторых пор я стал гораздо реже появляться на форуме, опасаясь сенатора Долабеллы и его людей, но если и приходил туда, то непременно старался изменить свою внешность. Либо я цеплял на себя парик и фальшивую бороду, либо надевал повязку на один глаз. Так было и в тот день, когда в сенате закончилось голосование по поводу избрания начальника столичного гарнизона. Я стоял у колоннады крытого портика, поглаживая свою фальшивую бороду и слушая выступления ораторов, которые во время голосования поддерживали Луция Кальпурния Пизона. Эти ораторы выступали довольно долго, сменяя друг друга на трибуне, порядком утомив меня своим напыщенным красноречием.

Внезапно на возвышение у ростральных колонн поднялся патриций лет пятидесяти в длинной белой тоге с пурпурной каймой по нижнему краю. Редкие светлые волосы, взъерошенные ветром, не могли скрыть две большие залысины на его голове с морщинистым приплюснутым лбом. Едва он открыл рот, начав свою речь, как меня словно ткнули шилом. Этот громкий надменный голос мигом пробудил в моей памяти самое ужасное из приключений, пережитых мною на этой войне между римлянами и восставшими рабами. Мне сразу вспомнилась дождливая осенняя ночь и то, как я висел, распятый на кресте, посреди римского стана, голый, беспомощный и продрогший. Вспомнился мне и допрос в шатре римского полководца, который и приказал привязать меня ремнями к кресту, дабы продлить мои мучения, а мою возлюбленную Фотиду отдал на потеху воинам из пренестийской когорты.