Шрифт:
С удовольствием вижу знакомого лекаря по кличке Бурш. Кивает в знак приветствия, поправляет висящий на плече АКСУ.
– Ну что коллега, скоро начинать?
– Минут через пять.
– А какие силы противника?
– Черт его знает. Погибло много, а сейчас ориентировочно около трехсот зомби в этом домике. Многие ведь разбежались сгоряча, умирали уже на улице. Вы тут катались. Наши пытались зачистить. Полста уложили после первого штурма. Вот и считайте. Морфов минимум двое.
– И что, так там и сидят? И не пытались вылезти?
– А зачем? Там тепло, жратвы полно. Еще не все догрызли. Попытки были, но стрельбы даже в воздух они опасаются – поумнели.
– Этак скоро и переговоры станут возможны?
– Не надо так шутить.
– Извините.
Бурш сопит носом.
Его окликают – что-то группка начальства разбирается в плане. Ну да, он же проводником будет. Несмотря на то что настрой у Бурша похоронный, он все-таки находит в себе силы выразить в звуке:
– Паки и паки пошли в кабак гуляки!
Трехэтажная громада госпиталя краснокирпична и мрачна. Голые черные деревья только усиливают макабрическое ощущение. А такое заслуженное здание! Поленов тут начал отечественную нейрохирургию. Исаев впервые на практике обеззаразил хлором воду. Да всех и не упомнишь, кто тут отличился. А сейчас это клиника, где несколько отлично оборудованных отделений. Если удастся этот госпиталь оживить, система жизнеобеспечения города получит весьма ощутимое усиление.
Латники лязгают в ворота. За ними тянут всякие причандалы работяги, двигают саперы. Нам пока отмашку не дали, будем ждать.
– А вот пики свои они вразброд держат, – критично замечает стоящий рядом со мной моряк.
– Тренировались на срабатывание мало, – отвечаю.
– Это плохо.
Вот мудрый какой. Ясное дело, что плохо. Но все-таки в строю не крестьяне, сено-солома – пройденный этап. В ногу хотя бы ходить обучены, а мне так представляется, что это уже полдела. Хотя алебарды и впрямь торчат вкривь и вкось…
– А вот скажите, доктор, у меня дочка руку сломала, пока была в гипсе – научилась все делать левой рукой. Хотелось бы, чтоб переучилась опять на правую. Как это сделать?
Вот ведь вопросец! И к месту очень опять же. Хотя, наверное, я неправ – ему его дочка и ее проблемы куда как важны, а отправившиеся в госпиталь чистильщики не производят впечатления священного отряда самоубийц – если у них не заладится сразу на первом этаже, откатятся. Тут оцепление прикроет надежно. Небезопасно, конечно, такую швейцариаду устраивать. Так сейчас все небезопасно.
– Знаете, вопрос сложный, с переучиванием. Во-первых, может быть, левшой ей и не помеха? Она ведь до перелома вполне могла быть левшой, просто сейчас это вылезло, а до того приучали к праворукости. Во-вторых, не ломать же ребенку левую руку. Некоторые вот рекомендуют вообще привязывать ручку или затевать игры на мелкую моторику, чтоб условием игры была именно работа реабилитируемой ручки – лепка, скажем. А вообще это всегда было хлопотным делом, потому подумайте, так ли уж ей это надо.
Моряк начинает возражать, слушаю его вполуха.
Ирка удовлетворенно оглядела уже знакомое поле со стоящим посредине грузовиком.
Беглец описал почти полный круг, знали бы – сэкономили кучу сил и времени.
Рабы, копошившиеся около раскрытого фургона, опасливо уставились на подходящих, потом быстро попрятали глаза.
– Что с машиной?
– Машина все… Не починить пока. Можно э-э-э-э… снять там разное, но починить без запчастей не получится никак. Повреждена подвеска, передний…
– А трупы откуда?
– Эти из грузовика… А те вчерашние…
Ирка оторопело пересчитала взглядом голые желто-восковые тела с синюшными пятнами, уложенные рядком.
– Ничего не понимаю. Что, в фургоне трупы везли?
– Э-э-э-э… да, конечно, вот эти из фургона…
– И зачем?
– А ты не знала, Ирэн? А ну да, ты ж с ними мало пообщалась. Кино смотрела про бриллиант? Там его еще собака съела потом? Цыган еще там дрался…
Ирка непонимающе уставилась на напарницу.
– Слушай, ты бы попроще, а?
– Проще – здесь два десятка свинюшек. Три чистые. Их комбикормом кормят. Дальше продолжать?
– То есть ты хочешь сказать, что вместо комбикорма?
– Ага. Такое креативное решение. Как этот говорил-то… А, вот: «Ради блага родной корпорации каждый должен отринуть личные мелкие прихоти и глупые принципы и быть готовым пожертвовать на благо корпорации все, что у него есть!»
– Вера, ты серьезно?
Вместо ответа Вера завопила заполошным голосом:
Мы одна семья! Порознь нам нельзя! Фирма – наш дом. Счастье мы несем!