Я ощутил себя, как на поверхности Юпитера, где давление в сотни раз больше земного. В глазах потемнело, я прохрипел:

— Значит, когда мы встречались в прошлый раз…

Она кивнула:

— Да, он уже сделал мне предложение, но я тогда еще не решила. Не потому, что сомневалась в нем, а было предложение переехать в Питер и возглавить там юридическую фирму. А потом, после долгих раздумий, сочла, что семейное счастье выше… Уж прости.

Я выдавил из перехваченного судорогой горла:

— Это ты прости… Я поздравляю вас. И желаю… счастья.

Экранчик потемнел: то ли мои пальцы прервали связь, то ли Тамара решила, что лучше закончить трудный разговор на такой ноте.

В офис я приехал вовремя, улыбался и кивал, пожимал руки. Коллектив у нас почти весь мужской, никто ничего не заметил, а женский участок я обошел стороной. Правда, Алёну миновать не удалось, ее стол рядом с логовом Тимура: женщины ее не очень жалуют, да и она не стремится в их общество.

Я слышал, как Тимур сказал загадочным шепотом:

— Алёна, слушай… Есть идея.

Она посмотрела настороженно.

— У тебя? — спросила она. — Идея?

— Ну да, — ответил Тимур уверенно. — просто гениальная. Переезжай ко мне!

Она смерила его с ног до головы взглядом.

— А за какую плату? Тоже сексом?..

— Ну да, — подтвердил он.

— А с какой стати? У тебя что, слаще?

Тимур великодушно отмахнулся:

— Да что ты о плате! Фигня какая. Сейчас такие надувные куклы выпускают!.. Ты и рядом не лежала. Нет, просто бывает хреново одному, но и бабс подпускать к себе неохота. А ты не баба, ты — боевой товарищ! В то же время вроде бы баба, так что и тоска уйдет, и не будем всякие страдания друг другу громоздить.

Она покачала головой:

— Нет уж, ручками, ручками.

— Я в программировании просто зверь, — сообщил он скромно. — Всех рву в клочья! Помочь тебе — раз плюнуть. Вообще можешь гранты схлопотать. А мне в самом деле одиноко! Пока Жучка была жива — было не так хреново. А теперь захожу в квартиру — даже собака не встречает.

— Хорошая была?

— Еще какая! Тапочки мне приносила…

Алёна посмотрела на него оценивающе.

— Ну, тапочки я не обещаю, разве что тапочком… А с программированием в самом деле поможешь?

— Клянусь, — пообещал Тимур. — Это же мой конек! Хлебом не корми, дай попомогать. Я сам учебники составлял, по которым тебе преподают!.. Так что я тебе все сделаю! А от тебя не так уж и много. Понимаешь, куклы всем хороши, особенно тем, что молчат, это же такое счастье!..

Алёна подумала-подумала и сказала твердо:

— Вообще-то надо и самой овладевать программированием шестого уровня. А то сейчас поможешь, а в аспирантуре как?

Люсинда, моя секретарь, встретила меня сияющей улыбкой. Я кивнул, спросил, как здоровье бабушки, Люсинда прощебетала:

— Ой, с нынешними технологиями такие лекарства выпускают!.. Бабушка уже вспомнила всех своих одноклассников!.. Теперь старается вспомнить, где она и что вчера кушала…

— Да, — согласился я, — это самое трудное.

Она проводила меня несколько недоумевающим взглядом, обычно выгляжу веселее, а возле ее стола останавливался на пару минут, но дверь за мной захлопнулась, отрезая от внешнего мира, я дотащился до стола и рухнул в кресло.

Так, с закрытыми глазами и без движения, я сидел, все глубже и глубже погружаясь в странное оцепенение. И тоски вроде бы черной нет, как пишут в романах, и отчаяния никакого, чтоб вот так хотелось застрелиться или выброситься в окно, а только пустота и нежелание кого-то видеть, слышать, о чем-то думать, с кем-то общаться.

Когда подошло время обеда, я велел Люсинде приготовить гренки и сварить большую чашку кофе. Очень удивленная, она повиновалась: раньше я всегда обедал в кафе. Даже предложила по-быстрому разгрузить меня в сексуальном плане, а то ей пора уходить…

— Иди, — сказал я вяло, — бабушка… это хорошо. Надеюсь, она тебя любит.

— Конечно, — ответила она удивленно, — я же хорошая!

Дверь за нею захлопнулась, я снова закрыл глаза, а когда поднял веки, не только гренки остыли, но и кофе едва не замерз. Так же замедленно, словно черепаха на снегу, я осушил кофе, не дотронувшись до гренок.

Ребята, не дождавшись меня в кафе, обязательно нагрянут, начнутся расспросы, ненавижу такие участливые разговоры, слишком в них много лицемерия, мы когда сочувствуем кому-то, то втайне думаем: хорошо, что это несчастье с ним, а не со мной, я же замечательный, а все остальные — говно…

Застонав, я поднялся, доковылял до двери, а вышел уже прямой и доброжелательный, все мы, сволочи, ходим в масках, приросших к лицу.

Василий Петрович, который обедает только на рабочем месте приготовленной дома по-особому диетической пищей, с половинкой бутерброда развернулся на кресле в сторону появившихся Тимура, Романа и Алёны, довольный и веселый, румяный, как Дед Мороз.