Под навесом матово блестел серебряный оклад иконки Ченстоховской божьей матери. Православный Альяш был сыном бывшей католички, и польская иконка православных бабок не шокировала.

— Вот она и показывает Альяшу, как строить! — прошептала Пилипиха из Праздников.

— Да! — поддержала ее старая Руселиха. — Через нее Юзефина с того света с сыном разговаривает!..

Женщина минуту помолчала, вспоминая.

— Боже, боже, давно ли она тут рожала?! Как раз овсы дожинали, я со своими была в той вон лощине Прибегает весь мокрый Лаврен, такой подобревший, виноватый, растерянный и просит: «Тетка Марыся, моя вздумала как раз рожать, будто времени у нее не было получше… Идите туда в снопы! Уже началось, а я не знаю, что и делать!..» Мигом прилетаю — у нее уже и воды отошли! А стонет, а кричит!.. Коровы, лихо на них, морды подняли и настороженно смотрят. Прогнала скотину, вытянула льняную нитку из юбки и взялась за дело!.. Над Юзефиной когда-то парни на вечеринке надругались. Теперь смотри, какой ей почет — у самой богородицы в помощницах на небесах!

Бабы ткнулись коленками в песок, начали молиться.

Все вдруг вздрогнули от крика Руселевой Христины, Марысиной старшей дочери:

— Ой, глядите, на небе ОНА!..

— Где?.. Где-е? — после минуты напряженного молчания с суеверным ужасом, боясь своего маловерия, боясь признаться самим себе, что ничего не видят, зашептали тетки.

— Вон же, вон, у самого облачка! Вон того, кудрявого!

— Вижу, ви-ижу! В шелковом одеянии!.. В золотой короне!.. С младенцем на руках!.. О, бо-оже! — Тетка Пилипиха обезумела от счастья.

— Улыбается! Улыбается нам, ей-богу, родимая!.. Неужто не видите?! — голосила уже третья, да так искренне, будто хватала явление за ноги. — Такая самая, как на иконе, со шрамами на личику!..

— Ох, и я увидела! Как из тума-ана, ей-богу, выплыло ЭТО и показалось вдруг!..

Плача от радости, Руселева Христина всплеснула руками:

— Ах, заступница ты наша! Спасибо, спаси-ибо, что осчастливила нас, грешных, горемык бедных! Выслушай теперь сирот своих и помилуй!

Сотни обеспамятевших от чуда женщин, которые из поколения в поколение ждали избавления, словно в гипнотическом сне потянулись руками в небо.

— Приди к нам! Облегчи путь наш, дохни на раны наши, облегчи груз, который мы тащим!.. Ах, какая же я счастливая, что ТЕБЯ увидела перед смертью!.. — торопливо выкрикивала Пилипиха, боясь, что чудо вот-вот исчезнет. — Не оставляй! Согрей нас!..

Не выдержав, она расплакалась навзрыд.

Зато Христина Руселева, овладев собой, сыпала без умолку:

— Страдалица ты наша дева Мария, поблагодари господа бога за святую любовь к нам, за сына своего единородного, которого он послал во искупление грехов наших!

Она бухнулась лбом в песок. Все последовали ее примеру.

— Матерь божья, которая в муках родила, в страданиях вскормила и на крест голгофский проводила дитя свое единственное! Окутай нас тучкой небесной, прими нас в число детей своих, возьми под защиту сердца молодые и старые и ниспошли на нас силу и счастье духа твоего святаго, чтобы мы могли делами своими утешить сына твоего единородного, спасителя нашего любимого!

Христина перевела дух и снова обратила взор к небу.

— Ладонями своими, что ран касались сыновьих, благослови и деток наших, и внуков, и правнуков, и мужиков наших, добрых и злых, и соседей, желанных и постылых, и чужих, и родных, и тех грешников по всему лику земному, кто еще не знает воли божьей, ибо, поверь, всякая душа жаждет ласки и спасения!.. Скажи там господу, — захлебывалась она, — пусть и он пройдет мимо нас тихими шагами, услышит молитвы наши горячие и осветит нас лучезарным ликом света своего неземного, согреет нас святостью своею, а мы, благодарные, будем служить ему верно, покуда смертный пот не оросит виски наши, кровь не застынет в жилах, и не погаснут очи наши, и не оборвется дыхание наше. Аминь!

— Аминь! — как один человек выдохнула толпа.

Наступило боязливое и напряженное молчание. Вдруг люди зашевелились, послышался плач и отчаянный вопль:

— Ма-атерь святая! Спаси-ительница!..

— Дайте же дослушать, ОНА что-то говорит! — требовала Руселиха.

— А я только вижу, но ничего не слышу!

— Где, тетка Пилипиха, ЭТО самое, покажите!..

— Я всю жизнь молилась, и бог меня уважил! Я все молила, просила бога явить чудо, и он внял моим молитвам!..

— Говорит нам что-то, бабы!

— Кто говорит?!. Да куда же глядеть, тетя Настя, скажите же хоть вы!

Чей-то пронзительный дискант заглушил всех:

— Помолчим, бабы! Разве ЭТО всем доступно слушать?.. Одной Христине дано слышать голос богородицы, пусть она и прислушивается!

На взгорке воцарилась тишина.

— Слушайте, тетя Христина, хорошо слушайте и все нам пересказывайте!

Руселиха с той же улыбкой, с блуждающими от возбуждения глазами, с нездоровыми красно-белыми пятнами по всему лицу, уставилась в небо и стала скороговоркой, с паузами, уверенно передавать:

— Спасительница говорит, что… власть на земле бог поручает нашему Альяшу, Лавреновому сыну… Объявляет его божьим человеком!

— А-ах!.. — вздохнула толпа.

— Выходит, правда? — послышался удивленный женский голос.

— А ты как думала! — цыкнули на маловерку. — Зря люди не скажут!

— Тихо, бабы, не мешайте! — скомандовала Христина. И передавала речь богородицы уже без помех: — Альяш будет тут наместником бога… Построит… построит божий храм!.. И не один!.. Наказывает, чтобы мы слушались Альяша! Он… он приведет нас в царство небесное!