Бутылку шампанского мы допили, в России немыслимо оставить недопитой, и хотя мы в Испании, но привычки – вторая шкура, две другие остались нетронутыми, как и коньяк. Взамен насладились изысканным десертом,

Потом мы неспешно пили кофе, что вообще-то не делают люди перед сном, если в самом деле собираются спать.

Свет она погасила, оставив крохотный ночничок у двери, чтобы не расшибить в темноте лоб, но я видел, что разделась полностью, как и я. Я вообще всегда сплю голым, привычка, а в эту жару, как бы хорошо ни работал кондишен, ложиться спать в белье вообще не просто сумасшествие, а некое извращение.

Она зашла со своей стороны и, чуть откинув край одеяла, легла, стараясь не касаться меня. Я сказал негромко:

– Спокойной ночи. Постарайтесь не стаскивать одеяло. Это раздражает.

Она ответила так же равнодушно:

– А вы постарайтесь не лягаться.

– Я давно вышел из лягального возраста, – сообщил я. – А еще не забрасывайте на меня ногу, хорошо? Они у вас прелесть, но когда спокойно спишь…

– Не буду, – пообещала она, – я вообще отвернусь. А вы не тыкайте мне в спину коленями.

– Не буду, – поклялся я.

– И пенисом тоже, – сказала она строже. – Я устала и хочу спать. Вам, кстати, надо бы купить резиновую куклу. На той стороне улицы есть такой маленький магазинчик…

– Завтра загляну, – пообещал я. – Для вас захватить что-нибудь? Ну, вы понимаете, какого вида товары я имею в виду.

В полутьме ее голос прозвучал с легкой насмешкой:

– Я здесь всего на пять дней. Обойдусь.

– Смотрите, – предостерег я. – Жарко, уровень солнечной радиации высок, а мы и на обед ели жареное мясо с острыми специями. Да и на ужин что-то похожее…

Она пробормотала:

– Я чувствую, что ваши гормоны уже давят вам на мозг.

– Справлюсь, – пообещал я. – Спокойной ночи.

– И вам того же.

Некоторое время оба лежали совершенно ровно, как бревна, затем я зевнул, она почесала нос, снова минут на пять-шесть тишина. Я чувствовал, как она иногда шевелится, стараясь делать это незаметно, у самого все зудит от желания хотя бы почесаться, но терпел, а когда уж совсем невмоготу, повернулся на бок и поскреб ногтями голень.

В полутьме послышался негромкий задумчивый голос:

– Может быть, вам стоит попросить меня о помощи? А то у вас что-то совсем уж странное…

Я чуть не заорал, что да, конечно, давай берись, но сдавил себя, как жабу в кулаке, ответил сдержанно:

– Ну что вы, я никогда не принуждаю женщин.

– Я ж не предлагаю меня насиловать.

Я почти прошипел:

– Но и просить не стану. Вообще-то мастурбация не такой уж и грех.

Она сказала торопливо:

– Только не в мою сторону!

– Не беспокойтесь…

Через пару минут молчания она спросила с интересом:

– Вы уже приступили? А то что-то не слышу вздохов.

– А вы? – спросил я. – Постанываете совсем тихо. Я едва расслышал.

– Я не постанываю! – ответила она возмущенно. – Я вообще ничем не занимаюсь. Мои руки поверх одеяла.

– И мои, – заверил я.

Я видел в полутьме, как она повернулась в мою сторону. На темном лице глаза блеснули, как осколки слюды.

– В самом деле? – спросила она. В голосе прозвучало удивление. – Как хорошо, что вы такой равнодушный к этой ерунде. Ну, раз уж и вам не спится… почему-то, можем поболтать о пустяках. Или о той же работе…

– Да, конечно, – ответил я. – Не спится. Почему-то.

– Как вы полагаете, – спросила она и, придвинувшись чуть ближе, закинула на меня ногу, – консервативная часть общественности окажет ли сопротивление, если завтра нудисты не просто выйдут на демонстрацию, но и после фестиваля попробуют разгуливать по улицам обнаженными?

Я едва не взвыл, когда сгиб ее горячего колена лег на мой уже вздутый и твердый, как гранит, пенис. А она, придвинувшись вплотную, прижалась к моему боку мягкой грудью и, блестя глазами, смотрела с великим интересом.

Я сказал пересохшим ртом:

– Конечно, окажет…

– Почему? Во время фестиваля обещали не мешать.

– Одно дело клоуны на улицах, – ответил я отстраненно, потому что весь сосредоточился на том месте, которое придавила коленом, – на это время детей можно убрать в лагерь, другое…

– Жаль, – проговорила она.

– Жаль, – согласился я.

Глубоко вздохнув, она невольно сдвинула ногу ниже на пару миллиметров и тут же, выдыхая, вернула ее на место. Я сжал зубы, издевается, зараза, но не поддамся, я же мужчина, а не животное, а мужчиной считается тот, кто умеет открывать шампанское, пользоваться столовыми приборами и подавлять сексуальные инстинкты.