Грудь стиснуло, горечь обожгла губы, словно желчь выплеснулась наружу. По-скотски поступаем, нехорошо и несправедливо, жестоко, бесчеловечно, но… справедливо ли отдать свой народ на уничтожение? Возможно, и эта отчаянная акция не спасет русских от поглощения соседями, но все-таки дает им шанс. Если же выживем, это наше бесчеловечное уничтожение целого народа будет подано… ну, примерно как сейчас в США подают бесчеловечное истребление не только всяких там индейцев, но и скотские вторжения в Панаму, Гренаду, Вьетнам, бомбежки Югославии, Ирака, Сомали… Мол, пришли и всех спасли. Как и Вторую мировую войну мы выиграли, а СССР где-то там в сторонке стоял.

Сигуранцев сидит рядом, посматривает осторожно, в глазах мелькнуло что-то непонятное. Похоже, никак не может меня отнести ни к одному разряду, он все привык раскладывать по полочкам, анализировать, а я не укладываюсь даже в простейший ряд: демократы, фашисты, левые, правые, зеленые. Ему пока не понять, что мне безразличны страсти националистов и демократов, монархистов и космополитов, все это даже не мышиная возня, а вообще муравьиная. Нет, муравьи – мудрые создания, а эти люди… еще нет. Молодые слишком.

Но я уже не молод и успел в какой-то миг просветления ощутить с пронзительной ясностью, что я жил во времена древних халдеев, что это я строил великие пирамиды в Египте, водил македонские легионы в Персию, строил первый паровой двигатель, запускал первую космическую ракету… Я жил все эти века и сейчас живу, раздробленный на шесть миллиардов тел. Может быть, даже больше, чем на шесть. Может быть, все эти жучки-паучки – тоже я. А то и деревья, водоросли, камни, воздух, весь космос!

Скорее всего, это именно так, но это слишком уж много, слишком абстрактно. Человечек, особенно в наше приземленное время, привык мыслить не дальше порога и не выше сапога. Потому ограничимся только людьми. Еще и потому, правда, что именно люди все это ломают, перестраивают, гадят, словом, занимаются творчеством. Сознательным преобразованием.

Так что человек на самом деле хоть и вроде бы самостоятельная единица, в самом деле самостоятельная в довольно широком диапазоне действий, но в то же время и частичка огромного организма, которое называем человечеством, подразумевая просто огромное скопление этих существ. На самом же деле человек – частичка огромного Человека, чьи помыслы и задумки нам непостижимы. Непостижимы, как я подозреваю, прежде всего потому, что этот сверхгигантский Человек… еще в пеленках. Он еще сам познает мир на ощупь, удивляясь и пугаясь очевидных вещей, но только его ощущения и познания весьма, скажем мягко, отличаются от наших.

Для него смешны и нелепы придумываемые нами понятия, как демократия, фашизм, теократия, монархия, – он живет, развивается, а мы просто должны тоже жить и развиваться. Попытаться остаться в демократии или фашизме – это означает остановку в развитии или хотя бы замедление. Нет, мы будем развиваться, совершенствоваться. Демократия, фашизм, каннибализм, прочие шаманские пляски с бубном вокруг костра – оставим в прошлом.

Мы – идем вперед.

Громов, Сигуранцев и два сопровождающих нас генерала тихонько переговаривались, осторожно поглядывая в мою сторону. Я с трудом пошевелился, чувствуя, как рвутся мириады нитей, связывающие меня со всемирным… нет, не разумом, разумом еще и не пахнет, но со всемирным организмом.

– А как в этом… их главном городе? Хагалак-Тюрку? Где требовали автономию?

Громов помрачнел:

– Туда пока не стоит.

– Что там? – спросил я. – Слишком много трупов?

– Нет, – ответил он нехотя. – Там еще сопротивляются.

Я не поверил своим ушам.

– Как? Танковой армии?

– Нет, но… те, кто ушел в бункеры, вполне могут достать наш вертолет стингером. Один уже догорает!.. Как на грех, восемнадцать десантников вез…

Он зло стиснул челюсти, вздулись рифленые желваки. Сигуранцев сказал быстро:

– Я уже бросил туда элитные части ГРУ. Думаю, не так уж и много они успели настроить этих бункеров.

Вертолет медленно снижался, я всматривался в разрушенное село, но признал его только по приметному дому аятоллы, здесь была моя первая остановка, здесь первая волна переселенцев строила дома еще по русским канонам, даже мечеть почти не мечеть, а просто просторный дом, чтобы не вызывать косого взгляда русских, это уже в Хагалак-Тюрку отбросили все предосторожности и начали строить Великий Кобызстан…

По земле пробежал ветер от лопастей, поднялась пыль, мы ощутили толчок, вертолет встал неподвижно, а мотор начал снижать обороты.

Генералы выбрались первыми, за ними Сигуранцев и Громов, помогли сойти мне. Ноги подкашивались, и хотя лопасти уже перестали шелестеть над головой, вращаются по инерции, но в голове гул и горячий свинец.

Добротный дом муфтия кажется неповрежденным, но я рассмотрел дыры в стенах, отбитую штукатурку, оголившиеся каменные блоки, а внизу осыпавшуюся цветную керамическую плитку, выбитые окна…