Сиринга отворила переднюю дверь, пахнуло ароматным воздухом, словно там хранились связки степных трав, и все трое за нею вслед вошли в огромный зал, но не строгий, а беспечно веселый, яркий, с картинками из цветного стекла на стенах.

Олег осмотрелся, впереди должен быть трон или дорогое место для сидения, откуда их будут расспрашивать, но Сиринга снова беспечно отмахнулась:

— Мы так привыкли жить в лесу, что давно растеряли все привычки кому где стоять, что говорить, как кланяться... Вот Родничок вас отведет в свободную комнату, можете смыть пыль и грязь, а за это время накроют стол.

— Стол — это хорошо, — сказал Таргитай убеждено.

Он потер ладони и облизнулся. Рядом с Сирингой стояла миниатюрная, ладно сложенная молодая женщина, улыбалась и с интересом рассматривала Таргитая. Ее оценивающий взгляд бесстыдно раздевал его, ощупывал мышцы, одобрительно похлопывал по выпуклым пластинам груди и по плоскому животу, трогал его золотые волосы, длинные и шелковистые.

— У нас будет хороший стол, — подтвердила она. — Одна из немногих радостей здесь в лесу — это готовить.

— А я могу много съесть, — сказал Таргитай радостно, — чтобы вы могли снова готовить, готовить, готовить...

Комнатка, которую им указали, была не велика, но со столом, двумя лавками, в углу бочка с холодной водой, ковшик на табуретке, вышитый рушник на вбитом в стенку колышке.

— А когда обед? — крикнул Таргитай в спину Родничку.

Она оглянулась, красиво изогнувшись, в глазах был смех, но ответила преувеличенно серьезно:

— Не успеешь помыться.

— Да я могу и так...

— Помыться! — велела она категорически. — На обеде будет присутствовать сама Алконост! А от вас слишком уж пахнет.

Мрак потянул носом:

— Не то слово. Прет, это точнее. А если еще вернее, то воняет! Вот Олег любит подбирать точные слова, так слово смрад будет ближе, а если еще точнее...

Олег сказал поспешно:

— Мрак, не надо! Ты же знаешь, со словами надо осторожно... А то крыша рухнет, или земля треснет.

Родничок остановилась, глаза стали круглые:

— Так вы, кроме того, что грязные, еще и чародеи?

— Еще какие, — заверил Мрак. — Друг друга боимся.

Родничок недоверчиво улыбалась, верила и не верила, что огромные мужчины гуторят так серьезно.

Олег с бесстрастным лицом плескался у бочки. Как все мужчины, мыться не любил, но эту необходимость молча признавал в отличие от Таргитая, что разнылся, мол, совсем недавно попали под дождь, чего этим девкам еще надо...

Мрак толкнул Олега:

— Он еще не заметил, что тут одни девки.

— Мойся, Тарх, — посоветовал Олег, — слышишь, что говорит Мрак?

А Мрак сперва сказал, потом размыслился, на лбу появились морщины, двигал бровями, словно одевал через голову перевязь с секирой:

— А в самом деле... Только и увидели мужиков, что у того колеса. Олег, а чего все везде крутят колеса? И у киммеров, и у этих... как их... ну, что с рогами?

— Есть еще каменоломни, — ответил Олег суховато. — Просто с помощью колес можно открывать и закрывать ворота, черпать воду, поднимать на стену глыбы... Ты в самом деле хочешь знать устройство колеса?

— Нет-нет, — заверил Мрак поспешно. — А то еще стану на тебя похожим.

Он даже отодвинулся, словно мудрое занудство волхва могло перескочить как блоха на его простую мужественную натуру и прогрызть в ней дыры.

Родничок появилась, когда Таргитай отряхивался как пес, круто разворачиваясь из стороны в сторону, и серебристые брызги с его золотых волос летели веером. Мокрые, но освежившиеся, Мрак и Олег деловито осматривали каменную кладку, на хрупкую маленькую женщину оглянулись с радостным ожиданием, но она заметила, как оба непроизвольно встали так, что со спины не ударить, а их руки достанут ее, не мешая друг другу.

Она сладко улыбнулась им, с дикарями надо ласково, хлопнула в ладоши. Откуда-то заиграла музыка, тихая и кроткая, Олег замер, страшась пропустить хоть звук, Мрак слушал и вертел головой, отыскивая невидимых музыкантов. Таргитай повесил голову, это не его простая дудка, здесь умеют играть. По-настоящему умеют, а не просто сопеть, недаром же его дудку еще зовут просто сопилкой.

— Обед ждет, — напомнила Родничок. Мраку почудилось сочувствие в ее глазах. Для них эта музыка привычна, подумал он со смятением. В какой же красоте купаются... Может, потому и забрались в лес, чтобы не якшаться с такими грубыми и грязными, как они трое?