Увы! Я слишком хорошо знаю, моя дорогая страдалица, как в тебе смешались надежды и страхи, и что бы ты ни говорила о печали и гневе от потери твоего возлюбленного Фредерика, ты все-таки позволила себе порадоваться, уверившись, что он жив. Но я приговорена лишить тебя этой радости, моя милая Ивановна! Поскольку теперь уже наш брат и Федерович полностью убеждены, что он действительно пал на роковом Бородинском поле. Так как у них с тех пор была масса возможностей навести справки у громадного числа военнопленных, то почти невозможно, чтобы столь заметный человек, каким был Фредерик, оказался бы неопознанным.

Так что перестань, моя дорогая девочка, лелеять надежды, которые ведут к разочарованию и нескончаемой печали. Утешься, ведь теперь ты знаешь о постоянстве и добродетелях того, кто был избран твоим сердцем! Сама посуди, по сравнению с тем, что ты недавно пережила, насколько лучше было бы знать, что он погиб ради такого славного дела, благословляемый восхищенной страной, чем если бы он действительно вернулся, будто восставший из могилы, чтобы запятнать свое честное имя, ранить сердце достойной женщины, доверявшей ему, и возбудить в груди благородного человека жажду мести. Увы! Ивановна, я часто слышала, как люди в возрасте говорят, будто по прошествии лет все мы понимаем, что есть здравый смысл в том, чтобы считать, что умершие избегают стольких заблуждений, стольких ошибок, а теряют так мало истинных благ и радостей, а потому наша печаль о них всего лишь эгоизм, и мы должны скорее радоваться их судьбе, нежели горевать об их уходе.

Но хотя у меня и нет сомнений относительно судьбы барона Молдовани, и я считаю, было бы жестоко с моей стороны обманывать тебя в такой ужасный момент, все-таки я ни в коем случае не могу и помыслить, чтобы ты приняла монашеской образ жизни, на что ты намекаешь. Вполне естественно, что истомленный человек ищет покоя, и я понимаю, что все те, кого мир ожесточил в молодости, считают, что легче покинуть этот мир, умерев либо уединившись, чем подвергаться испытаниям многие годы. Ибо чем дольше мы живем, тем более привязываемся к тому самому миру, в котором нам досталось столько горестей. И наблюдения полностью доказывают этот факт, что, следовательно, оправдывает мое сопротивление твоим намерениям.

Нигде еще мудрость наших законов не была так явлена, как в недопущении пострига молодых женщин. И хотя вполне можно представить это ограничение бесполезным до определенного времени, я все-таки убеждена, что многие, кто поступает так, делают это скорее из боязни осмеяния перемены в их настроении, нежели из твердого стремления к избранному ими уединению. Вероятно, в молодости горе ощущается острее, чем в любой другой период нашей жизни. Но молодости присуща и способность быстро оправляться от удара. Потому немного терпения — вот что даст возможность молодым вернуть себе способность радоваться, способность, которая в дни уныния кажется ушедшей навеки. И такому терпению учит религия в миру так же, как и в стенах монастыря, и, несомненно, в лучших целях, так как жизнь ушедшего в монастырь никогда не будет столь во многом полезна, как та, что охватывает гораздо больший и вместе с тем более тесный круг общения.

Почти невозможно любой молодой особе, которая жила в обществе, чувства которой проявлялись, а сердце излучало тепло и доброжелательность, так отделить себя от знакомого ей мира, от любимых друзей, чтобы стать скромной тихой личностью, пригодной лишь для исполнения однообразных, хотя и интересных обязанностей монахини. Девушка с живым воображением, большими умственным способностями и тонкой душой, перенесшая в самом начале своей жизни те страдания, что приводят ее к мысли о том, что только в монастыре она получит утешение, возможно, и найдет в уходе от мира и в молитвах тот покой, который одна лишь религия может даровать. И даже будет испытывать светлую радость в ожидании вечного покоя, который ее ждет. Но эти возвышенные полеты души точно так же переживает любая верующая женщина в часы, которые она проводит в уединении в церкви, как в своей келье. Ты должна осознать, моя дорогая, что общество нескольких действующих из лучших побуждений, безобидных и, возможно, святых женщин не удовлетворит потребностей человека от природы живого, пытливого и жаждущего знаний, что присуще умам высокого склада, в те периоды, когда мы по необходимости спускаемся на землю после благочестивых размышлений, чтобы смешаться с мужской половиной мира.

Нет, моя дорогая Ивановна, молодость требует для себя более широкого круга общения для развития своих способностей и совершенствования своих достоинств.

Когда же надежды и страхи, которые волновали нас в течение жизни, как-то стихают, когда разочарование потеряло свою силу и перестало жалить, а тоска — разрушать, когда не только разум убежден в преимуществе ухода, но и сердце остыло и успокоилось, тогда, я допускаю, что многие женщины предпочтут уйти в монастырь, ибо там для них тот рай, в котором разбитое сердце может обрести покой.

Но если ты позволишь мне продолжить сравнение, то я должна сказать, что до тех пор, пока этот сосуд поддается лечению временем или утешением, не следует его, как корабль, ставить в гавань на стоянку, с какими бы волнениями он ни сталкивался или какие бы желания ни испытывал.

Не следовало бы мне так много писать тебе об этом, когда, наверное, я скоро увижу тебя и смогу самолично бороться с твоими намерениями, если бы не желала еще до нашей встречи отвести тебя от мысли, столь тягостной для меня. Поскольку конечно же после столь долгой разлуки, после всех горестных событий в нашей семье и раздирающей душу неизвестности по поводу твоей судьбы мне очень трудно будет увидеть тебя в столь тяжелом состоянии. Я не позволю себе строить какие бы то ни было предположения, я должна смотреть вперед в ожидании более светлых дней, именно для тебя, моя страдающая сестра! Федерович уверяет меня, что он может привести множество убедительных доводов, чтобы уговорить тебя не покидать нас, но, должна признаться, я больше верю в то, что ты не оставишь нашего маленького просителя. Полковник рассказывает мне (в чем я, конечно, нисколько не сомневаюсь), что мое дитя вечно у тебя на руках либо играет у твоих ног, что он лепечет твое имя, осушает поцелуями твои слезы и считает тебя своей мамой. Я уверена, Ивановна, ты не покинешь этого маленького просителя, поскольку его доводы проникают во все клеточки твоей души. Ведь еще какое-то время тебе придется побыть ему матерью, поскольку его раненый отец будет нуждаться в моей заботе. И еще прежде, чем я смогу увидеть его поправившимся, должен появиться на свет новый претендент на мою любовь, еще более беспомощный. Я уверена, Ивановна, ты не покинешь семью, которая так зависит от твоего совета и твоей помощи. Ты не отринешь от своего сердца тех, кому Природа дала право претендовать на него. Твоя врожденная доброта сделает каждый день еще прекраснее. О, нет, сестра моя! у тебя еще осталась крепкая связь с тем миром, где ты так жестоко страдала, — у тебя еще есть верный друг, нежно любящая тебя сестра

Мой дорогой Слингсби!

Когда Том сообщил мне об отъезде нашего соотечественника Уитби и тут же стал торопить меня с письмом к вам, я уселся с твердым намерением перечислить все свои последние неприятности, столь тревожащие и столь омрачающие мое сознание, что я был не в состоянии требовать вашего внимания. Ибо если вполне естественно искать взаимопонимания у друзей, когда мы пребываем в беде или в радости, то в состоянии неопределенности делать это невозможно. Поскольку сумбур и неуверенность в голове препятствуют какому-либо нормальному общению, то это лишает нас возможности извлечь пользу из совета друзей, что, несомненно, так необходимо в трудные времена. Да и не слышал я никогда, чтобы влюбленный внимал советам, нет! Вся эта порода слепа, тупоголова и тщеславна; короче говоря, это кучка самоуверенных глупцов, и я решил больше не быть членом этого сообщества, разумеется, пока Ивановна не прислушается к голосу рассудка. Но в настоящее время надежда на это, кажется, весьма невелика.