Шрифт:
В станичной библиотеке, в которой Иван Тимофеевич побывал по свойственной своей привычке посещать места общественной культуры, почерпнул он примечательный факт из исторического прошлого самой станицы.
Вот что писал автор очерка о станице Троицкой, опубликованного в Кубанском сборнике (изданном в 1883 году), о «племенном характере населения, его наклонностях, обычаях и преступности» и что вызвало пристальный интерес председателя сельского крайисполкома:
«Принадлежа к казачьему сословию, население Троицкой станицы состоит из малороссов, отличаясь теми общими типичными чертами и физическими особенностями, которые присущи населению бывшей Черномории, как известно, заселенной пришельцами из-за Буга, прямыми потомками запорожцев.
Твердый, с оттенком упрямства, характер, сильная воля, настойчивость в преследовании раз задуманного, вышесредний рост, плотность и соразмерность в членах, физическая сила, стройность и ловкость — общие черты всего казачества. Простота в жизни, постоянство, любовь и преданность родному очагу, старине, семейству, почтение и уважение старших, гордость и независимость дают ясное понятие о характере казачьего населения.
Особенно резко выделяется почтение и уважение к старшим: оскорбление, нанесенное сединам, не может оставаться безнаказанным: часто возмездие, иногда довольно чувствительное, истекает из общественного требования. Впрочем, случаи оскорбления старших редки; всякий сторонний человек сочтет себя нравственно обязанным удержать молодца, если тот вздумает при нем глумиться над старшим.
Брань вообще считается предосудительной, хотя и нельзя сказать, чтобы она не имела места в обыденной жизни; случаются и драки, но большей частью под «веселую руку».
В общем народ вынослив и терпелив; раздражается не скоро, но также не скоро и забывает оскорбление, если оно по характеру относится к тем, которые считаются особенно сильными, кровными, затрагивающими честь и общественное положение лица.
Порочные люди находятся в пренебрежении; всякого рода проступки, выходящие из границ обыденности и нарушающие личные и имущественные интересы обывателей, нетерпимы. Пьянство, разврат, леность, ложь, обман, воровство жестоко преследуются. Заклейменные именем «басурмана» и «бездельника» не встретят уже сочувствия, не получат помощи и защиты от своих одностаничников, а, напротив, при первой возможности будут исключены из станичного общества.
«Вообще преступных проявлений в массе населения мало, — читал далее Иван Тимофеевич, — так со времени основания станицы по 1880 год, т. е. в течение 15 лет, находилось под судом за воровство только одиннадцать человек и один за грабеж (население станицы составляло полторы тысячи человек!). Такое проявление преступности заслуживает тем более внимания, что, как известно, в закубанские станицы попадали, кроме охотников — переселенцев, лица, обнаруживающие на месте своего жительства неодобрительное поведение, а потому и переселившиеся по приговорам общества.
В станичном суде за последние пять лет привлекалось к ответственности только шесть человек, совершивших маловажные проступки, как-то: драку, оскорбление, неповиновение и пр.
Обыватели Троицкой станицы — народ, за немногими исключениями, опрятный, любящий чистоту в доме и обращающий внимание на чистоту своего тела. Правда, баня для казака не составляет первой необходимости, но это уже зависит от племенного характера и выработанных историческими условиями жизни привычек; купанье в реке в летнее время составляет для казачьего населения и потребность, и удовольствие.
И в одежде его мы не замечаем неопрятности и грязи. Сравнительно лучшая, близкая к довольству, материальная обеспеченность казака дает ему возможность в праздничные дни одеваться прилично, даже щегольски; в рабочее время казак носит прочную, соответствующую времени и работе одежду, хотя она, понятно, и не может похвалиться чистотой. Нижнее белье большинством переменяется еженедельно. Казачкам можно вменить в особую заслугу похвальную опрятность в приготовлении пищи, стремление поддержать чистоту в «кухонной посуде, комнатах и проч.»
6
Впрочем, Ивана Тимофеевича Трубилина интересовали не только бытовые и исторические подробности в жизни казачества, он постоянно помнил содержание одного страшного документа — дирек тивы Оргбюро ЦК РКП (б) от 24 января 1919 года под грифом «Циркулярно, секретно». И чем больше он познавал факты далекой действительности, тем прочнее утверждался в одной мысли: с учетом прошедшего времени восстановить историческую справедливость. Однажды он долгое время говорил на эту тему с первым секретарем крайкома партии Г. И. Воробьевым, который, в принципе, был на его стороне, но в заключение произнес решающую фразу: «Время еще не пришло, понимаете. Время — лекарь. Да и ЦК на этот счет молчит. Как нам быть?!» Иван Тимофеевич понимал, что именно это и являлось причиной кое — где возникавшего недовольства, а то и глухого сопротивления, озлобленности, впрочем, тщательно скрываемых потомками репрессированных казаков. А однажды он, выступая на одном хуторе на тему установления советской власти на Кубани, встретил прямой вопрос, быстрее едкую реплику: «Хотя бы извинились». И он промолчал тогда, а, придя домой, долго не ложился спать, вновь и вновь перечитывая ту чудовищную директиву…
В ней говорилось: «Последние события на различных фронтах и в казачьих районах — наши продвижения вглубь казачьих поселений и разложение среди казачьих войск — заставляют нас дать указание партийным работникам о характере их работы при воссоздании и укреплении советской власти в указанных районах. Необходимо, учитывая опыт года гражданской войны с казачеством, признать единственно правильным самую беспощадную борьбу со всеми верхами казачества путем поголовного их истребления. Никакие компромиссы, никакая половинчатость пути недопустимы. Поэтому необходимо: