— О? Закургузил? — вопросительно произнес наш вожатый.

— А то нет… знамо! Черти этакие! Жрете и жрете винище, не облопаетесь никак, притка вас расшиби!.. Да тебе на что он? — спросила баба, помолчав.

— Да намедни мы с ним в трактире чай пили… Ну, между прочим, сказывал, погреб хочет рыть, яму… Не увидишь ли, говорит, каких, — присылай! Вот я и привел! — добавил он, показывая на нас рукой.

— А чьи такие? — спросила баба, разглядывая нас. — Може, воры… кто их знает, заблудящие, может. Ноне народ-то такой… Пачпорта-то у них есть ли?..

— Пачпорта у нас, мамаша, в исправности, — ответил дядя Юфим.

— Ну, так как же? — спросил человек в пиджаке. — Без самого-то как быть?..

— Да так и быть, — ответила баба, — яму рыть надо, без него знаю… А вы, миленькие, — обратилась она к нам, — дорого возьмете-то!

— Да ведь какая яма? — ответил Юфим. — Дороже денег не возьмем.

— Обнаковенная яма… Не то, чтоб очень глубока, а так… середка наполовину.

— Сажени полторы квадрат, — пояснил человек в пиджаке.

— А глубиной как? — спросил Юфим.

— Да обыкновенно как… все поглубже, чай, надо, — ответила баба.

— Да как выроешь — себя не видать, так и будет, — сказал человек в пиджаке.

— Эва как! — воскликнул Юфим. — Дела не мало!

— Четверо вас… живо выроете!..

— Да, живо… Ну, а цена как?

— А много ль возьмете? — спросила баба.

— За трешницу выроем… На твоих харчах, — сказал Малинкин.

— Ишь ты какой склизкий! — воскликнула баба. — Больно жирно крошишь — дьячка подавишь!.. Трешницу!.. У вас вон и инструменту-то нет… Кто вы такие? Може, вы, пес вас знает, жулье, аль што?..

— А ты, мамаша, полегче! — сказал Юфим. — Лаяться не годится.

— Да как вас не лаять: три рубля, статочное ли дело?

— Ну, а ты много ль дашь? — спросил Малинкин.

— Полтора рублика дам!

— Эк ты!..

Начали торговаться.

— Ну, уж так и быть, — сказал Юфим, — давай два!

— Дорого… кормить вас надо… Чай, небось, тоже пьете?

— Само собой, — отвечал Юфим, — небось, тоже люди.

— Заступов вам, чай, надо?

— Да как же? Знамо, пальцем рыть не станешь…

— У нас вон только два… к соседям надо… Все вот докука, хлопоты… Ну, идите в калитку.

— На сотку за хлопоты! — воскликнул человек в пиджаке.

— Ступай ты атседа, пес… Мне свой пьяница надоел! — крикнула на него баба и, захлопнув дверь у него под носом, ушла.

— Сво-о-олочь! — злобно протянул мужик.

— Кто така? — спросил Юфим.

— Ха-а-а-зяйка! Чо-о-орт! Давайте хоть вы на сотку!

— Ну, нет, друг, — ответил дядя Юфим, — мы тебе уже дали — отчаливай!.. У нас денег шальных нету… Бог с тобой…

— Ну, дери вас чорт, коли так… Я думал, порядочный народ… по совести… эх, вы, обормоты!.. Ну, давайте хоть пятачок, дьяволы!

— Дай ему, дядя Юфим, пятачок, — сказал Малинкин, — отвязаться… ну его!

Ему дали пятачок, и он, ругаясь, ушел…

Хозяйка отперла калитку и, пропустив нас на двор, сейчас же снова заперла ее.

Огромная, гладкая, черная собака соскочила, гремя цепью, с телеги-полка, где она лежала в тени под навесом, и с ожесточением, становясь на задние ноги, хрипло, задыхаясь от злобы, принялась лаять на нас.

— А вдруг сорвется, — произнес Тереха-Воха, сторонясь, — жуть!..

Под навесом, налево от ворот, кроме полка, на котором лежала собака, стояли еще обыкновенные крестьянские «карули» и щегольской, недавно только, повидимому, окрашенный тарантасик. В заднем углу лежали сложенные в клетку сажени две березовых, швырковых дров и сотни три кирпичей. Направо от ворот, против навеса, находился собственно самый «двор», то есть помещение для скотины. В открытую дверь стойла виднелась широкая спина вороной лошади и доносилось откуда-то резкое, басистое хрюканье…

По пустому пространству, между навесом и двором, бродили черные, поджарые, с белыми щеками, «аглицкие» куры… индейский петух, то и дело распускавший хвост и кричавший «здравия желаем!», утки и породистые белые голуби…

Вслед за хозяйкой мы завернули за угол и вошли в полутемные сени.

— Полегче топочите тутотка ножищами, — вполголоса сказала она, — хозяин спит… Выпимши.

Она отворила обитую рогожей дверь, и мы друг за другом вошли в кухню.

— Здорово живете! — сказал Юфим, перекрестившись в угол.