12

Заканчивая главу не только о Л. П. Газове, а как бы суммируя судьбы их троих — И. А.Кравцова, М. И.Марчука и Л. П. Газова, мне кажется, я просто обязан подвести под сказанным некий итог. Причем, мне не хотелось бы брать на себя непосильную задачу историко — философского осмысления минувшей эпохи, а хотелось бы избежать безапелляционных суждений. Подобных примеров в нашей и зарубежной литературе встречается предостаточно.

Тем более оценка тех далеких лет уже сделана, Дмитрий Волкогонов, например, выложил свою горькую правду. Вот некоторые оценки Сталина и сталинщины из его очерка в

«Литературной газете» от 9 декабря 1987 года: «попрание человечности»; «преступления»; «нечеловеческие унижения и испытания»; «чудовищная несправедливость», «никакие заслуги не оправдывают бесчеловечности»; «озлобление», «методы командно — бюрократического стиля, насилия», «закручивания гаек», «апологетом которых был именно Троцкий, будут взяты на вооружение Сталиным»; «быстро привык к насилию»; «ликвидация личных противников»; «страшная инерция насилия»; «смотрел на общество как на человеческий аквариум; все в его власти»; «не была ли рядом с жестокостью и никогда не распознанная душевная болезнь Сталина?». Такие вот оценки. И факты, страшные факты. Только в органах НКВД «более 20 тысяч честных людей пало жертвами этой вакханалии беззакония».

Вслед ему восклицает другой известный публицист Отто Лацис:

«Ну вот мы и вернулись к тому, с чего начинали тридцать с лишним лет назад. К проклятым нашим вопросам. Почему мы строили социализм по — сталински? И могли ли мы иначе его построить? Не праздное любопытство стоит за этим желанием постичь наше прошлое, а тревога о настоящем и будущем, потому что, не разобравшись со сталинщиной, мы не обретем гарантий против ее повторения, не укрепим доверие новых поколений к социализму, не возродим его авторитет в мире. А без этого мы просто не можем жить.

Ведь были двадцать лет умолчания о неудобных вопросах. Что они дали? Укреплен ли авторитет социалистической идеи в результате этого молчания? Нет, только ослаблен. Это наша пропаганда молчала о горькой правде нашего прошлого, это наша наука не исследовала сложные проблемы. Чужая пропаганда не молчала, чужие историки не теряли времени. Да и те советские люди, кто не слушал чужих голосов, они не мирились с незнанием и заполняли вакуум мифами, самодельными концепциями.»

…Вот, кажется, и все, о чем мне хотелось поведать, подводя некоторые итоги деятельности первых секретарей Краснодарского крайкома ВКП(б) предвоенных лет: И. А.Кравцова, Л. И.Марчука и Л. П. Газова.

Мертвые живы, пока есть живые, чтобы о них вспоминать.

Так расписывались первые секретари Краснодарского крайкома ВКП(б)

1

В то время он работал заместителем заведующего Отделом руководящих партийных органов ЦК ВКП(б). Однажды утром Селезнёва пригласил к себе секретарь ЦК А. А. Андреев, у которого ему не раз приходилось бывать по служебным вопросам. Встречи были интересными и поучительными. Андрей Андреевич пользовался всеобщим уважением, отличался исключительной деловитостью и скромностью.

Пока Андреев отвечал кому-то по телефону, Селезнев сидел напротив и мысленно прикидывал, о чем пойдет речь. Андрей Андреевич положил трубку и сказал: «Нет — нет, разговор будет не о текущих делах. — Лицо его стало серьёзным. — Мы посоветовались и рекомендуем вас первым секретарем Краснодарского крайкома ВКП(б)».

На дворе был конец января 1939 года. Краснодарская зима разошлась вовсю: стоял сильный мороз, снега было немного и редкие пешеходы жались к зданиям, ища подпорку от накатанного гололеда.

Вечернее заседание III пленума крайкома ВКП(б) проходило в плохо натопленном, и оттого казавшемся огромным, помещении.

Голос с места: «Нужно было бы заслушать краткую биографию товарища Селезнёва».

П. И. Селезнёв: «Родился я в 1897 году. Отец работал сельским приказчиком. В 1909 году он умер. Я жил у брата, тоже приказчика. В 1913 году после окончания сельской двухклассной школы пошел работать сначала учеником конторщика, потом конторщиком и доработался до счетовода и помощника бухгалтера.

Работал в Самаре, теперь Куйбышеве. В 1914 году я уже начал принимать активное участие тогда в пролетарских общественных организациях, в Союзе конторщиков и приказчиков. В 1915 году в январе вступил в партию. Принимал меня Самарский комитет РСДРП большевиков. В 1915 году

2 месяца отсидел в самарской тюрьме, в связи с выпуском листовок с протестом против суда над шестеркой депутатов-болыпевиков Государственной Думы. В связи с тем, что на квартире у меня не удалось найти вещественных доказательств, через 2 месяца я был освобожден.