Вместе с боевыми делами словацкие друзья оказывали нам большую помощь в дальнейшей работе по разложению воинской части, укомплектованной словаками. В лес пришли новые боевые соратники. Мы определили их к Щемелеву, в отряд имени Чкалова. Приближался решающий день — бригада готовилась к приему большой группы словаков. Но нас постигло большое огорчение. Ночью, накануне перехода словаков к нам, в словацкую часть нагрянули эсэсовцы, обезоружили их и увезли в неизвестном направлении. Командование бригады предположило, что фашисты получили сигнал от «Дракона».

Бригада нуждалась в боеприпасах. Штаб принял решение подобрать боевую группу в 30—40 партизан, переодеть их в немецкую и полицейскую форму и направить в небольшой гарнизон на смолокуренном заводе с задачей войти в него, внезапным ударом уничтожить живую силу противника и захватить склад с боеприпасами. Об этом узнал «Дракон» и информировал гестапо в Борисове. Ночью немцы подбросили в гарнизон подкрепление до 300 человек и заняли оборону. Ничего не подозревая, наша группа среди бела дня вошла в гарнизон. Возглавил ее бывший ефрейтор немецкой армии, перешедший к нам. На этот раз он был в форме капитана. Нетрудно представить состояние наших товарищей, оказавшихся в захлопнутой ловушке. Положение казалось безвыходным. Партизаны облегченно вздохнули только после того, как к нашему «гауптману» подбежал начальник гарнизона, поприветствовал его по всем правилам и возбужденно рассказал, что к нему ночью прибыло подкрепление и что они ожидают нападения партизан, которые должны появиться здесь с минуты на минуту. Комендант предложил «гауптману» остаться с группой в гарнизоне до разгрома партизан, так как он может оказаться в лесу жертвой внезапного удара. «Гауптман» изобразил на своем лице озабоченность и, указав на срочность выполняемого приказа, начал благодарить коменданта за информацию. Комендант проявил любезность и пригласил «гауптмана» на чашку кофе. Последний не смел отказаться. За столом «гауптман» вернулся к теме о партизанах и, сославшись на непредвиденное обстоятельство, попросил у коменданта боеприпасов.

Комендант срочно вызвал своего унтера и приказал раздать «гренадерам гауптмана» 10—12 тысяч патронов. Поблагодарив коменданта за гостеприимство и патроны, «гауптман» с группой оставил гарнизон. Ему вслед летели напутственные слова быть осторожным…

До сих пор остается неразгаданным, почему все так благополучно сошло в операции в гарнизоне? Возможно, немцы не заподозрили в переодетых людях партизан и потому не расправились с ними. А может быть, «Дракон» не знал всех деталей операции и не сообщил их в Борисов. Она готовилась негласно. Немцы, очевидно, рассчитывали на штурм гарнизона ночью и извне и не ожидали от нас такой дерзости — прихода в гарнизон днем, да еще в немецкой форме.

Конец «Дракона» наступил вскоре после бесславного финиша «Сыча». Когда рота партизан возвращалась из успешно завершенной засады, ее на полном ходу обогнал у деревни Юрово командир взвода Траило.

— Откуда сорвался? — крикнул ему вдогонку командир роты.

— Беда, братцы! — бросил тот через плечо, удаляясь в направлении Антополья.

На солнце сверкали подковы лошади. Причем многие заметили, что от одной подковы осталась лишь половинка. Наездник быстро удалялся. Через полчаса Траило, оставив гарцующую лошадь у конюшни, бегом направился к часовому возле землянки штаба бригады.

— Стой! Никого не велено пускать! Начальство занято серьезным делом.

— Ты всегда, старина, что-нибудь выкинешь. Пусти, не до шуток. Нужно срочно доложить, — взволнованно отталкивал «Дракон» часового.

— Не пущу! Отойди! — категорически отрезал часовой и винтовкой преградил путь в землянку.

Траило, отступив на пару шагов, уже спокойнее спросил:

— Кто там?

— Начальство.

— И Чуянов там?

— Не знаю.

Предатель, быстро изменив тактику, начал кричать так громко, чтобы его услышали за дверью:

— Не дури, старик! Если не можешь пустить, то доложи комбригу, что я к нему по очень срочному делу.

Часовой в нерешительности переминался с ноги на ногу. В это время со скрипом открылись двери землянки, из нее вышел комбриг и спросил:

— Что у тебя, Траило?

— Товарищ комбриг, убит лейтенант Ерофеев и его помощник Лапшин. Разведчики моего взвода обнаружили трупы на дороге, ведущей в Шпаковщину. Я приказал тела погибших товарищей доставить в бригаду, — вытянувшись в струнку, доложил Траило.

— Я уже знаю. Оставь два отделения для прикрытия деревни, а с остальными приходи на похороны, — тихо сказал Василий Федорович и пристально посмотрел на забрызганное грязью бледное лицо «Дракона». Тот не выдержал взгляда, опустил глаза и всхлипнул:

— Ох и жалко хлопцев, товарищ комбриг! Как родные братья были. Не верится, что их уже не будет среди нас. За них готов жизнь отдать! Разрешите сегодня же всем взводом отомстить фашистским гадам?

— Всем жалко, все будем мстить врагу. Но об этом потом, а сейчас выполняй что приказано, — захлопнул за собой двери комбриг.

Поздно вечером мы хоронили Ерофеева и Лапшина.

Во время траурного митинга цепким взглядом комбриг оглядывал присутствующих. Медицинская экспертиза установила, что оба злодейски и одновременно убиты с короткой дистанции очередью из советского автомата в спину. Кто убийца?

Над ответом двое суток билась целая группа чекистов во главе с Чуяновым. На третий день нам с Василием Федоровичем доложили: убийца — командир взвода Траило. Об этом свидетельствовали отпечатки сломанной подковы лошади Траило возле места убийства, анализ пуль из его автомата и вынутых из трупов.