– Планета фанатиков, живущих под гнетом предубежденности. Земляне не способны к критическому мышлению, не признают мнений, расходящихся с признанными ими догмами…

– Трудно спорить… – горько усмехнулся мэтр Ашоку.

– …Центр Протектората, осуществляющий руководство основным планом Пресекателей: приведение всех миров к единому знаменателю, сворачиванию прогресса, возврату в темное прошлое. Является главным носителем идеологии Пресекателей, ядром налаженной машины уничтожения…

– Крепко сказано, – заметил Конрад.

– Так говорится в учебниках, – оправдываясь, закончила Джи.

– Но ведь это неправда! – всплеснул руками Ашоку. – Оглянитесь вокруг – ну какая это машина?! Какой центр?! Все, кто еще способен был объять своим разумом пространства, понять сложное устройство мира, критически взглянуть на действительность – все они либо умерли от старости, либо убиты заговорщиками, либо просто боятся открыть рот! Земля погружается во мрак, возвращается в средневековье. Темный, слабый мир, способный напугать лишь сам себя и своих невежественных обитателей…

Лекс мрачно кивнул:

– Все так. Но если мироматы действуют, исходя из существующих представлений – Земле грозит огромная опасность…

– Ну, почему вы так думаете? – осторожно возразила Джи. – Если мироматы увидят, как все обстоит на самом деле…

– Деточка, ты помнишь Клешню? – невинно вставил Конрад.

Джи прикусила язык и отвернулась.

Лекс взволнованно поднялся на ноги – хорошо, что на этот раз никому не пришло в голову заковывать узников в колодки. Сделал несколько коротких шагов взад-вперед – насколько позволяло тесное пространство, сказал:

– Никаких «если» не будет. Или вы забыли – почему я здесь?

– Мессия! – восторженно прошептал арбитр.

– Катастрофа неизбежна, – твердо сказал Лекс. – У меня забрали прибор, но он и не нужен мне, чтобы отмерять оставшиеся дни и часы. Я не знаю, что с нами случится завтра. Более того – я не знаю, можно ли в принципе остановить беду. Знаю лишь то, что она непременно случится, если кто-то не вмешается в естественный ход событий…

– Наверное, эта девушка из мира Мастеров не поймет меня, – медленно произнес мэтр Ашоку. – Но я чувствую: прибытие Спасителя на Землю незадолго до предсказанного Конца Сущего не может быть пустой случайностью.

– Наверное… – без особого энтузиазма отозвался Лекс.

Ашоку продолжил:

– Пусть каждый из нас до самого конца живет верой – в конце-концов мы верили в чудо добрых пять веков…

Лекс собрался с духом, сказал:

– Я пытался овладеть волей слушателей в Совете. У меня не вышло. Но, может, получится завтра?

– Я верю в вас, Спаситель, – твердо сказал Конрад.

– А я больше всех верю! – хихикнул арбитр.

Лекс ощутил, как прижалось к его щеке лицо Джи, и побежали по шее теплые слезы.

Не зная, что сказать, Лекс лишь молча кивнул.

Это был странный суд. Суд, исход которого был не просто известен заранее – он был материализован в весьма красноречивой форме: за спинками пустующих пока судейских кресел, на фоне величественного «слитка» Храма ненавязчиво маячил огромный эшафот. По высокому помосту деловито прогуливались послушники в новеньких балахонах из буро-красной материи.

– Как мило: уже успели ввести палаческое послушание, – Ашоку горько покачал головой.

– Надеюсь, они хоть потренировались? – хмуро сказал Лекс. – Не хотелось бы умирать долго и мучительно – пока эти подонки учатся на своих ошибках…

– Я могу заставить себя умереть – быстро и без мук. Но успею ли обучить этому вас? – задумчиво сказал Конрад.

– Замолчите вы! – крикнул Джи. Из глаз ее брызнули слезы. – Как вы можете говорить об этом?!

– Успокойся милая… – попытался ее утешить Лекс. – Я соберусь с силами – и попробую что-нибудь сделать…

Арбитр продолжал дико хихикать, будто бы наслаждаясь обстановкой.

Подсудимые, накрепко связанные тонкими, но невероятно крепкими нитями, стояли на коленях в окружении кольца мороков посреди огромного людского моря.

Вся площадь перед Храмом была заполнена разношерстным людом. Многочисленные послушники просто терялись среди мирян, которых, по-видимому, специально впустили в Обитель, предоставляя возможность развлечься необычным зрелищем. На связанных смотрели лица с самыми разными выражениями, среди которых преобладало простодушное любопытство.

Тонкий слух форса доносил до него обрывки разговоров.