— Да что ж ты дитё заставляешь врать? — сурово произнесла Ульяна. Сам ведь просился на небо каждый день с утра до ночи, вот теперь и собирайся.

— Голова болит, кружится… — запричитал поп. — Ноги не держат… Не дойду я до неба, дорога велика… Сходи ты за меня, Ульянушка, а?

— Да ведь за тобой пришли, а не за мной, — сказала Ульяна. — Тебе небо честь великую оказыает, а не мне!

— Где же ты? — вновь прогремел голос. — Выходи, Парамон, а то я дом твой спалю небесным огнём!

При этих словах ожила попадья.

— Дом из-за тебя спалят! — крикнула она, врываясь в опочивальню. Одним рывком попадья вытащила попа из-за сундука: — Иди, Парамоша!

В распахнутые двери комнат была хорошо видна белая фигура, стоящая на крыльце.

— Обождите! — сказал поп, не сводя испуганного взгляда с небесного посланца. — Не могу же я идти на небо вот в этом… — Он трясущимися руками показал на холщовую рубашку до пят.

— Ари-и-ина! — загудела попадья. — Дай батюшке всё, что положено.

Поп, оттягивая время, начал медленно одеваться.

— Долго ли ждать тебя? — прогремел трубный глас.

— Он уже идёт, — ответила попадья. — Уже… уже… только не нужно небесного огня! Не палите дом!

— Дом тебе дороже, чем я, — грустно сказал Парамон.

— Я, что ли, просилась на небо? — всплеснула руками попадья. — Сам кашу заварил, сам и расхлёбывай.

— Зачем на небо? — влезая в подрясник, запричитал поп. — Мне житие небесное ни к чему, мне и тут, на земной тверди, хорошо… Может, кто вместо меня пойдёт?

— Я жду, Парамон! — загремел голос. — Идём!

— Да что ко мне он пристал? — вдруг рассердился поп. — Идём да идём! Не хочу!

— Да как же так? — произнесла бабка Ульяна. — Всем райскую жизнь на небе сулишь, а сам в рай и не собираешься? Да ведь если в селе узнают про это, позор большой будет. Верить тебе люди перестанут. В церковь не пойдут.

— Ты, что ли, всем расскажешь? — ощерился Парамон на бабку. — Да кто поверит! Чудо! Скажут — привиделось старой бог знает что. Тебя же и ославят как из ума выжившую!

— Ну, а ежели не мне одной привиделось? — стукнула клюкой об пол Ульяна. — Тогда как?

— Попадья смолчит, а несмышлёнышу Аринке веры нет, — бойко ответил Парамон и покосился в сторону белеющей фигуры.

Но на крыльце уже никого не было.

— Кто смолчит, а кто нет, — сказала бабка Ульяна и громко стукнула клюкой. — Эй, люди, сюда!

Поп, попадья и Аринка удивлённо глазели на входящих в дом Игната, братьев Василия и Демида, деда Данилку.

— Откуда… чего нужно? — растерянно залепетал Парамон и выпучил глаза, как варёный рак.

— Что ж это делается-то! — всплеснула ручками попадья.

— Погиб отец Парамон, как швед под Полтавой! — улыбнулся Игнат, и мохнатые брови его весело зашевелились. — Только и всего!

Братья Демид и Василий остановились у дверной притолоки, а дед Данилка с Игнатом подошли к Парамону поближе.

— Неужто все всё видели? — спросил поп подозрительно.

— Не только видели, но и слышали, — сказал Демид, поглаживая бороду.

— Где ж вы, бесштанники, были? — Парамон принялся мусолить пальцами лоб, и юркие глазки его зашныряли по сторонам, словно два мышонка, в поисках выхода.

— Шагал по улице, слышу — гром и огонь небесный, — по-солдатски чётко доложил Игнат. — Остановился… А они все, — он кивнул на деда и братьев, прежде меня подошли.

— Шли в церковь, ан такое привиделось-прислышалось! — покачал головой дед Данилка. — Хочешь не хочешь, а замрёшь. Ох, как ты, Парамон, бойко от жизни небесной отрекался!

— А кто его ведает, что на том свете-то? — загудела попадья, приходя на помощь попу. — Ты вот, солдат, про небесную жизнь чего знаешь?

— Заглянул я на тот свет, — весело молвил Игнат. — Дело было под Полтавой. Ядро шведское рядом разорвалось — меня так головой в землю воткнуло, что крота в норе задавил. Пока меня оттирали да водой кропили, я на том свете многое увидел. Но ничего для мужика хорошего не усмотрел. Бедность да хворость.

— Вот и я, детки мои, — ощерился улыбкой Парамон, — про то знал… Бедность да хворость, ох-хо… Зачем мне туда? Да и грехи наши тяжки, на небо не пускают!