Освальд.

Нет никакого толку закапывать вишневые косточки чтобы выросли — все равно ничего не будет.

С луковицами приятно играть в магазине, пока выбираешь, что купить. После обеда они уже ни на что не годятся, потому что вареные. Картошка растет не из семян, а из картофелины, только ее надо порезать на кусочки. Яблоня растет из яблоневой ветки, что гораздо выгоднее.

Дубы растут из желудя. Все это знают. Ноэль сказал, что сумеет вырастить дуб из сливовой косточки, завернув ее в дубовые листья, — он просто ничего не смыслит в садоводстве, и то место во дворе, где он хотел развести свой садик, сплошь заросло сорняками.

Один мальчик предложил мне как-то съесть луковицу на спор.

Собаки очень прилежны и тоже любят садоводство. Пинчер то и дело закапывает где-нибудь косточку, и никак не поймет, что косточкового дерева не бывает. Поэтому он порой так воет ночью. А собачьи бисквиты он не закапывает: должно быть, косточки он любит больше и хочет в первую очередь вырастить их.

У меня вышла бы замечательная история, если бы мне дали написать все подряд в начале газеты, как я и просил. А теперь я забыл, чем все должно было кончиться и потерял книжку про индейцев, а еще кто-то опять стащил все мои книги про «Британских храбрецов». Девочки говорят, кому эти книжки нужны: должно быть, сами и стащили. А теперь они хотят, что бы я написал, на ком Анни женилась, а я вот не скажу, назло.

Тут у нас уже кончилось все, что мы хотели поместить в газету. Нам и это было нелегко набрать — удивляюсь, откуда взрослые берут все то, о чем они пишут. От этого у них так часто болит голова, особенно у тех, кто пишет учебники.

Альберт, который живет по соседству, написал только эту главку из истории с продолжением. Никто не мешал ему написать и больше, пожалуйста, но он не знает, как пишутся разные слова. Он говорит, что знает, но он так долго думает над каждым, что это все равно, как если бы он не знал. Вот, еще какие-то мелочи остались. Я хотел их выбросить, но Дора решила их тоже вставить.

Вопрос юристу. Вы получите большой моток отличной веревки, если скажете, в самом ли деле закон запрещает покупать порох, пока тебе не исполнится тринадцать. Дикки.

Цена этой газеты один шиллинг за каждый экземпляр и еще шесть пенсов за картинку гибели Малабара на всех парусах. Если нам удастся продать сто экземпляров, мы выпустим еще один номер.

Мы бы так и сделали, но какие там сто экземпляров. Дядя Альберта, который живет по соседству, дал нам два шиллинга — и все! Кто-нибудь пробовал восстановить пришедший в упадок Дом Предков с такой суммой?!

Да, выпускать газету оказалось не таким уж прибыльным делом. Мы все быстро это поняли, что же касается разбойничьего ремесла, то теперь оно уже не в таком почете, как прежде.

Мы сделали все, что было в наших силах, дабы восстановить пришедший в упадок Дом Предков. Мы на самих себе ощущали этот упадок, поскольку определенно знали, что прежде Бэстейблы были богаты. Дора и Освальд еще помнят те времена, когда папа приезжал из Лондона с гостинцами, и на Рождество посыльный из магазина приносил индюшатину и гусятину, вино и сигары, и коробочки засахаренных фруктов, и французские сливы в красивых коробочках, выложенных шелком и бархатом с золотыми искорками. Эти сливы называют черносливом, но они вовсе не похожи на тот сушеный чернослив, который продает зеленщик. Но теперь папа почти ничего не привозит нам из Лондона, а те люди, которые приносили индюшатину и сладости, совсем забыли наш адрес.

— Да как же нам восстановить дурацкий дом предков? — сказал Освальд. — Мы уже и копали, и писали, и газету издавали, а Ноэль даже женился на принцессе!

— И разбойниками были! — добавил Ноэль.

— Когда это вы были разбойниками? — разволновалась Дора. — Я же вам говорила, что это нехорошо.

— Это не было нехорошо! — ответила Алиса, прежде чем Освальд успел вставить: «А тебе-то какое дело?», и он только рад, что не успел это сказать, потому что это было бы грубо. — Мы просто поймали Альберта, который живет в соседнем доме.