Тут заговорила леди (и заговорила она тем самым голосом):

— Боже Всемогущий! Какие невоспитанные, закоснелые души! Неужели некому наставить их?

Тут Дора поднялась и говорит:

— Ничего подобного, и мы вовсе не такие, как вы сказали, и очень жаль, что мы пришли сюда, раз вы нас оскорбляете. Мы имеет такое же право зарабатывать деньги, как и мистер Мэллоу, только наши проповеди никто слушать не будет, так что нам нет смысла сидеть и переписывать их, как он.

По-моему, Дора здорово их срезала, пусть даже и грубовато.

Тут я сказал, что мы уходим, и леди сказала «Чем скорей, тем лучше», и мы хотели снова спрятать бутылку и стаканчик, но викарий сказал: «Нет, оставьте», — а мы растерялись, и оставили ему и стакан и бутылку, хотя вообще-то они были вовсе не его.

Домой мы шли очень быстро и молча, и девочки сразу убежали в свою комнату. Когда я зашел сказать им, что чай готов, и к чаю сегодня будет кекс, Дора вовсю плакала, а Алиса ее обнимала. Похоже, в этой главе все только и делают, что плачут, но что же делать, девочкам надо иногда поплакать, так уж они устроены, а нам остается только пожалеть их.

— Никакого смысла, никакого смысла, — повторяла Дора, — вы все не любите меня, вы говорите, что я ханжа и вечно мешаю вам, но я ведь стараюсь как лучше, я стараюсь! Освальд уходи, уходи, нечего надо мной смеяться!

Я сказал ей:

— Я вовсе не смеюсь над тобой, сестрица, не надо плакать, старушенция.

Мама научила меня звать Дору сестрицей, когда мы были маленькие, а остальных еще не было, но теперь я почти не называю ее так, потому что мы уже большие. Я погладил ее по руке, и она уткнулась носом мне в рукав, по-прежнему цепляясь за Алису, и продолжала плакать. Она была как раз в том состоянии, когда люди говорят все, о чем в другое время они предпочли бы умолчать.

— Я так стараюсь, так стараюсь. Мама просила меня, она говорила: «Дора, позаботься о малышах, чтобы они вели себя хорошо, постарайся уберечь их от беды, чтобы они были счастливы». Она сказала мне: «Дора, дорогая, ради меня постарайся уберечь их». И я старалась, а вы все ненавидите меня за это, и сегодня я решила не мешать вам, но я ведь с самого начала знала, как это глупо!

Только не принимайте меня за слюнтяя оттого, что я поцеловал Дору и даже несколько раз. Девочки ведь это любят. И я больше никогда не буду ей говорить, чтобы она не вела себя как старшая сестра из книжки. Я рассказал тут все это, хотя мне не так-то легко об этом рассказывать, но я решил, что должен это сделать, потому что плохо обращался с Дорой, но больше не буду. Она добрая старушка, и мы ведь не знали, что мама просила ее, а то бы не стали огрызаться. Мы не стали говорить об этом с малышами, но я велел Алисе, чтобы она поговорила с Дикки, а уж втроем мы сможем заткнуть малышей, если понадобиться.

Так мы вовсе забыли об этом хересе, но около восьми часов кто-то постучал в дверь, и Элайза пошла открывать. Мы увидели, что это бедняжка Джейн, если конечно ее и вправду звали Джейн. Она принесла какой-то коричневый сверток и письмо. Через три минуты папа уже позвал нас к себе в кабинет.

На столе лежал этот коричневый сверток. Он был уже вскрыт — там лежала наша бутылка и стакан. В руках у папы было письмо, он показал пальцем на бутылку, вздохнул и спросил:

— Что вы затеяли на этот раз?

Письмо это было написано на четырех больших страницах, черными чернилами и очень мелким почерком.

Дикки заговорил первым и рассказал папе все, что он знал (а не знал он только про леди из приюта для погибших моряков).

Когда он кончил, Алиса спросила:

— Мистер Мэллоу написал тебе, что он хочет заказать дюжину бутылок этого вина? Оно совсем неплохое, если натолкать туда сахару.

Папа сказал: нет, он думает, что священникам такое дорогое вино не по карману, а вот он бы не отказался его попробовать. Мы отдали ему все, что осталось в бутылке, потому что мы уже так и так решили, что не будем пытаться заработать свои два фунта в неделю на этом вине.

Папа попробовал вино и сделал точно то же, что сделал Г. О. после своей ложки вина, только папе, конечно, мы не стали делать замечание. А потом он расхохотался, да так, что я думал, он уже не остановится.

Я думаю, все дело в этом хересе, потому что я читал где-то, что «вино веселит сердце человеческое». Стало быть, это и в самом деле было очень хорошее вино, укрепляющее и все такое прочее, потому что он ведь попробовал совсем немного.

Отсмеявшись, он сказал:

— Ладно, ребятки, все хорошо, но только больше так не делайте. В винной торговле пробиться совсем не легко, и, кстати, вы обещали советоваться со мной прежде чем начать какое-либо дело.

— Я думал, ты имеешь в виду, если мы хотим купить партнерство, — ответил ему Дикки. — А тут речь шла только о комиссионных. — И папа снова расхохотался, так что в конечном счете это удачно, что мы купили это Кастилиан Аморозо, потому что оно и впрямь приободрило нашего папу, а этого не так-то легко добиться, даже если рассказывать ему анекдот или подсунуть ему комикс.