В его голове вдруг все встало на свои места. Старушка на крыльце была Пандорой, каковой факт тут же подтвердил знакомый ворчливый голос:

— Вовсе необязательно считать менятакой же дряхлой, как ты сама.

Титус увидел, как по руке Пандоры взобрался маленький черный мохнатый шарик, который вцепился в воротник и доброжелательно сообщил:

— Знаешь… эта губная помада… никактебя не меняет.

« Такоемогла сказать только Тарантелла, — мрачно подумал Титус. — Такая же противная, как и раньше». Его престарелая сестрица повернулась и скрылась в доме, оставив Титуса в раздумье, последовать за ней или нет. Поразмыслив, он решил отказаться от этой затеи, поскольку, если его присутствие в Стрега-Шлоссе обнаружат, едва ли у него хватит способностей объяснить все так, чтобы не сойти за полоумного. И все же необходимо до возвращения хотя бы издали увидеть себя в будущем. Титус отправился назад к берегу залива, заметив, что начинает все больше нервничать. Он остановился, потер лицо потными руками и перевел дух, словно пробежал кросс. Хотя ежевика и молодые дубки заслоняли от него водную гладь, но голосок ребенка, звавшего дедушку, был хорошо слышен.

По-видимому, дедушка не слышал его, потому что детские сапожки застучали по причалу. Ребенок позвал еще раз, в ответ донесся другой голос, в котором звучала тревога. Наступившая тишина была нарушена хриплым криком чайки. Титус выглянул из кустов как раз вовремя, чтобы увидеть, что ребенок потерял равновесие на краю и ужасающе медленно стал падать в глубокую воду у дальнего конца причала. На долю секунды, которая показалась целой жизнью, Титус замер, охваченный мучительной нерешительностью. Он не умел плавать и никогда этому не учился. Когда он продирался через ежевику, бежал по пляжу, стрелой летел по причалу, он знал, что результатом всех его усилий будут два утопленника вместо одного. Эта мысль, сама по себе вполне справедливая, не слитком утешала. Семьдесят лет спустя его внук будет тонуть, и он ничего не сможет сделать, чтобы предотвратить беду. Озираясь в поисках ветки или какой-нибудь доски, за которую ребенок мог бы ухватиться, он вдруг понял, что забыл кое о ком еще.

С середины залива донесся крик, сопровождаемый громким всплеском. Несколько секунд спустя Титус увидел круглую лысую голову человека, который, бешено работая руками, плыл от лодки прямо туда, где рябь на воде указывала место падения ребенка. Если лысому пловцу и не хватало спортивных навыков, он с лихвой компенсировал их отчаянной целеустремленностью. Достигнув зловеще затихшей воды у края причала, пловец остановился, всматриваясь в глубь и пытаясь определить, куда нырять.

— ЗДЕСЬ! — заорал Титус, которому было отлично видно, как ребенок, чудовищно неподвижный, висит в воде, запутавшись резиновыми сапожками в водорослях.

Пловец нырнул, подняв такой фонтан пузырей и пены, что некоторое время сверху ничего не было видно. Секунда-другая — и он, в каскаде брызг, всплыл с ребенком на руках и устремился к причалу. Титус уже стоял на коленях, протянув руки, чтобы принять маленькое тельце.

Глаза их встретились, и во взгляде пловца отразилось узнавание. Для Титуса настоящим потрясением было столкнуться с самим собой, постаревшим на семьдесят лет. Как он позже объяснял Пандоре, ему показалось, будто его ударили тяжелым молотом в грудь, отчего весь воздух вышел из легких, а вместо него нахлынула волна жара и потемнело в глазах.

— Вау, — уважительно протянула Пандора. — Звучит прикольно… Но что стало с ребенком?

— Ты имеешь в виду моего внука? — спросил Титус, удивленно катая это слово во рту. — Из него вылилось невероятно много воды, и еще он расплакался, но в остальном все было в порядке. Должен сказать, однако, что для старого морщинистого пня я оказался классным пловцом… и очень смелым. Пфффф. Настоящий дедушка-герой.

— А главное, такой скромный, — вздохнула Пандора. — Расскажи лучше, что он тебе сказал? Тот героический престарелый Титус. Он, наверное, страшно удивился. Кто ты такой и откуда взялся?

— Ну-у-у… — Титус смутился. — Я думал, он изречет что-нибудь глубокомысленное касательно того удивительного факта, что вот он я, живая, дышащая версия его самого, только на несколько десятилетий моложе, стою тут перед ним… но вместо этого он сказал: «Пора тебе научиться плавать, парень. Незнание не освобождает от ответственности». А потом просто повернулся ко мне спиной и побежал к дому с моим… о, черт, с нашимвнуком на руках. Да, вот, кстати, о твоем подарке мне ко дню рождения.

— Хм? — Пандора насупилась. — Не могу понять, что общего между твоим днем рождения и…

— Уроки плавания, — перебил ее Титус. — Неужели ты не понимаешь? Я должен научиться плавать, чтобы… ну, хм, чтобы иметь возможность стать таким героем, как… хм… ну, каким я стану, поэтому я хочу, чтобы ты научила меня плавать в качестве подарка ко дню рождения.

— Да без проблем. — Пандора склонила голову набок и пристально посмотрела на Титуса. — Но… знаешь, ты меня просто убил тем, что отказался от наследства. Я все думала — а вдруг наступит твой день рождения, ты проснешься и спросишь себя: «Ради чего я все это сделал? Зачем потерял такую кучу денег?»

— Нет, — твердо возразил Титус. — Мне они не нужны. И потом… тот старикан — я в качестве дедушки, — он ведь по-своему, пусть прикольно, но по-настоящему крут. Старый и сморщенный, но… это такой дедушка, какого я всегда хотел иметь. Дедушка, который брал бы нас с собой на лодке, знал бы все о рыбалке, с которым мы дрались бы за последнюю булочку, оставшуюся на блюде. Он выглядел… счастливым, Пандора. Он выглядел так, словно до сих пор его жизнь была просто отличной и он ждет от нее только хорошего. Ничего общего с тем жирным, одиноким миллионером из стеклянного дома, и, наверное, ничего общего с тем дедушкой, который оставил мне эти мерзкие миллионы… Вот, — завершил он свою речь, глядя из окна на Лохнагаргулью, — теперь я знаю, кем из них я стану.