Ротов Виктор Семёнович
Шрифт:
Гуля мысленно, не без ревности и острой придирчивости, снова представила себе Ольгу со спины, как та пошла по проходу — пышная и нарядная. Сердцем, словно лазерным лучом, прощупала свои чувства и представила, что могла испытывать Ольга. Да, она торжествует. Она, может, даже рада, что Петр потерял ногу. Она будет ему мстить, и он вынужден будет терпеть. А куда деваться? Кому он теперь нужен?..
«А вот есть куда деваться! А вот есть кому он нужен! Нет, подружка, рано торжествуешь. Петр из больницы пойдет ко мне…»
Миловидная медицинская сестра в наглаженном белом халате недоуменно округлила свои каштановые глаза, когда узнала, что Гуле надо проведать больного Калашникова Петра. Сунув руки в карманы, она удивленно повела бровью, тронула Ляльку за голову.
— А вы, простите, кто будете ему? — спросила она посетительницу не очень уверенно.
Гуля слегка смутилась. И вдруг выпалила:
— Жена.
Сестричка еще больше округлила свои красивые глаза.
— Так жена только что прошла к нему!..
— Я знаю, — сказала Гуля, оправившись от первого смущения.
Сестричка панически уронила глаза. Потрогала вспыхнувший жаром лоб свой.
— Вы не ошибаетесь?
— Нет, я не ошибаюсь. У него сейчас бывшая жена…
Сестричка вроде как даже обрадовалась. Шоковое состояние ее сменилось облегчением. — фу — у! Вы знаете?.. Я как-то растерялась даже. А ведь верно, может быть, и так. Чего это я? — Она помолчала, поколебалась. — И все-таки, наверно, вам следует подождать, когда она, та, выйдет от него. А? — Она сомневалась в том, что предлагает.
Но Гуля спокойно согласилась:
— Вы абсолютно правы. Я не намерена врываться.
Сестричка села за свой маленький столик и через плечо взглянула на дверь палаты, в которой, очевидно, лежал Петр. И в это время дверь отворилась, в коридор вышла Ольга в накинутом на плечи белом халате. Она удивленно уставилась на Гулю, медленно подошла к сестричке, напряженно соображая, как ей себя повести; передала халат, постояла, глядя в упор на Гулю, процедила сквозь зубы: «Ну — ну». И пошла к выходу. Сестричка подняла глаза на Гулю.
— Пожалуйста…
Гуля взяла зачем-то Ляльку на руки. Сестричка набросила ей на плечи халат и отошла к окну. Потом догнала их, предупредительно распахнула перед ними дверь в палату.
Петр увидел их и от приятной неожиданности попытался даже привстать.
— Вот это да — а-а! — вырвалось у него. — Не ожидал.
— Почему? — удивилась Гуля и спустила с рук Ляльку; пододвинула ближе к кровати второй стул, усадила сначала Ляльку, украдкой присматриваясь к Петру — он сильно изменился: нос у него заострился, глаза ввалились, — потом села сама. — Да! Это тебе, — протянула она мандарины в целлофановом кульке. — Больше ничего такого нет на рынке.
Петр принял гостинец, поблагодарил и положил мандарины на тумбочку рядом с краснобокими крупными яблоками.
— А я яблока хочу, — сказала Лялька, проследив за тем, что сделал Петр и увидев яблоки на тумбочке.
— Тихо, ты, глупышка! — одернула ее Гуля. — Это дяде Пете принесли. Он больной.
— Ты больной? — съерзнула со стула Лялька и вплотную подошла к кровати. Петр, подавая ей самое большое яблоко, отшутился:
— Немного. — И смущенно взглянул на Гулю. Она сначала не поняла его смущения, но, проследив за его взглядом, догадалась: он смущается пустоты под одеялом там, где должна быть вторая нога. — Понимаешь, — начал было он объяснять.
— Знаю, — опередила его Гуля. — Ничего. Я все равно люблю тебя. Скорей выздоравливай. Из больницы забирать буду тебя я. К себе…
Петр ошеломленно откинулся на подушке. Отвернулся к стене, долго молчал. Молчала и Гуля, ждала, что он скажет.
— Безногого? — повернулся Петр. В глаза его метнулось хмурое несогласие. — Зачем я тебе? Мне другая роль уготована. Олька сказала: «Теперь мой черед гулять. А тебе дома сидеть».
— Шкура она — твоя Олька! — без особой злости в голосе, но резко сказала Гуля. — Я примерно поняла ее. Вырядилась! Не к мужу в больницу, а на свидание. На поглядки — вот какая я, берите меня!..
— А я, ты знаешь, — посветлел взглядом Петр, — глянул на нее такую и… — Он помял губы, загоняя в себя готовую сорваться с губ жалость, — прямо-таки ужаснулся про себя по — хорошему, какая она у меня красивая. Конечно, она не будет возле меня сиделкой…
— «По — хорошему»! — передразнила его Гуля. И вдруг выпалила: — А я буду возле тебя сидеть! Я тоже куплю себе белый костюм почище Ольгиного. И ты увидишь!. на глазах у нее блеснули слезы
— Прости, — он протянул руку, дотронулся до ее руки, понимая причину негодования Гули. — Пусть она красивая. Зато ты сердцу милая. Но дело не в этом. Дело в том, что я не знаю, как мне теперь жить.