На солнце поблескивал в луже крови каменный нож.

Послышались шаркающие шаги, в помещение с трудом вошел щуплый и малорослый старик в длинном белом одеянии. Голова у него была белая, как и длинная серебряная борода. Он вперил в меня старческие бесцветные глаза.

– Слава Перуну, – сказал он. – Звидки ты, зайда?

Перед глазами метался дикарь, его дружина крушила хрупкие приборы, как в замедленной киносъемке разлетались осколки…

Старик выудил из складок хламиды большой ключ. Я в апатии следил, как он с кряхтением наклонялся, долго возился с замком. Наконец цепь с лязгом свалилась на землю. Старик с трудом выпрямился, его глаза остановились на моем лице.

– Благодарю, – буркнул я. – Но я не говорю на старославянском.

Старик медленно сел на топчан. Его блеклые глаза слезились, а колени громко хрустнули. Голос у старика был ровный, слабый, а говорил он, с трудом подбирая слова:

– Ты знаешь язык посвященных?

– Язык посвященных?.. – удивился я с тоской. – Ну да, кто-то же должен следить за Программой…

– Я жрец могучего бога Перуна, – сообщил жрец, подумав. – Сейчас 994 год…

Слова его звучали странно.

– Это тайное капище? – спросил я. – А еще через два года вы разрушите последние христианские церкви?.. А потом Перун уступит место более древним богам?.. Понятно… И до каких пор будем отступать?

Старик ответил, помедлив:

– Отвечу как волхв волхву. До первой развилки, как велено.

Внезапно у меня промелькнула безумная мысль, которая на миг погасила отчаяние:

– Может быть, удастся направить цивилизацию не по техническому пути, который оказался явно несостоятельным, а… скажем, по биологическому?

Старик пожал плечами:

– Говорят, это уже пробовали. Это не первая попытка… И не вторая. Как и не третья. Авось что-то да получится… пока солнце еще…

Перед моими глазами встала маленькая фигурка мальчишки перед баскетбольным щитом. Тоже пытается успеть до захода солнца… Успеет ли?

Это был самый большой в мире радиотелескоп. Размещался он на искусственном спутнике Земли в идеальных условиях чистого пространства и был предназначен специально для поисков братьев по разуму. А мы… лучшие ученые Земли. Так, по крайней мере, постоянно аттестовала нас пресса, и я не вижу причин с ней спорить.

Все пятеро мы прилетели на спутник, едва оттуда ушли последние бригады монтажников. Старшим у нас был профессор Флемминг, единственный «чистый» астроном в нашем обществе. Я, например, был специалистом по криогенным низкотемпературным машинам, в телескоп последний раз заглядывал десять лет тому, да и то из простого любопытства. Младшим оказался Кацу Мотумото. И по возрасту, и по чину. Правда, по умению владеть собой он дал бы немало очков вперед даже Флеммингу, не то что нам, более экспансивным натурам. То есть: Хью Дагеру, Моше Хакаиру и вашему покорному слуге… Юрию Коваленко.

Теперь к звездам прислушивалось колоссальное ухо нашего радиотелескопа. А может быть, правильнее его назвать гравитоскопом? Ведь работал он на гравитонах и предназначался для поиска в подпространстве. Там обычные радиоволны исчезали без следа. Хотя, пусть будет – радиотелескоп. Мы с трудом привыкаем к новым словам, сплошь и рядом стараемся сохранить старые, модернизируя их, даем новые значения. Без тени улыбки произносим: самолет, воздушный шар, воздушный флот, воздушный корабль, воздушный крейсер…

Энтузиастов, работающих на радиотелескопах прежних конструкций, мы сравнивали с некими специалистами по африканским тамтамам. И барабан вроде бы неплохой способ передачи сообщений. В то же время и сам тамтам, и тамтамиста пронизывают радиоголоса цивилизованного мира… Так, может быть, и наш земной мирок пронизывают радиоголоса сверхцивилизаций?

Газеты мы просматривали по телексу. Странно, если бы нам вздумали привозить настоящие газеты из бумаги. Вряд ли бы мы тогда уложились в триста тысяч долларов, а именно в эту копеечку влетал ООН день нашего пребывания на спутнике.

Как-то я заметил, что Дагер нередко очень внимательно просматривает все сообщения, относящиеся к судебному процессу над организацией «Черная Пантера». Падкие на сенсации газеты отводили материалам из зала суда целые страницы. Но серьезный ученый и негритянские экстремисты? Правда, у каждого свое хобби. Я, например, коллекционирую вырезки об украинских колониях за рубежом. Начиная от запорожских, когда те ушли от русского владычества в Турцию, и кончая самыми последними данными. Пять миллионов человек в Канаде, два – в Австралии, полмиллиона в Аргентине… А сколько диаспор в более мелких странах! Они-то и заинтересовали меня больше всего. Сохранить свою национальность, язык, культуру, когда другие народы с менее развитой духовной культурой, попадая в аналогичные ситуации, ассимилировались в течение одного-двух десятилетий!

Еще я узнал, что Моцумото в редкие свободные минуты составляет для собственного удовольствия каталог боевых гимнов самураев. Правда, этих самых свободных минут у нас было очень немного. Чем увлекались Флемминг и Моше, так и не успел узнать. В ближайшее воскресенье мы сделали первую попытку выйти в подпространство…

Мы не разбивали бутылку шампанского о хрупкое переплетение мнемокристаллов и не перерезали ленточку. В первом случае толстое стекло просто сокрушило бы половину приборов, а второе – было еще бессмысленней. Мы и жили внутри радиотелескопа. Входить или выходить – некуда. Разве что в космос…