— Есть какие-нибудь идеи, зачем ему понадобился мертвый Омар?

— Все ненавидели Омара.

— Особенно ты.

— Я не желал ему смерти.

— Это верно. Но ты сам говорил: «Лучше бы он исчез» — или что-то вроде этого. И вот наконец его нет в твоей жизни. Проблема в том, что теперь в ней появился Сезер…

— Не могу избавиться от ощущения, что он следит за каждым моим шагом…

— Полагаю, он хочет, чтобы ты так думал.

— Если он знает, где я обедаю, если знает, что я прихожу сюда раз в три дня…

— Да, возможно, у него и есть парочка топтунов, которые следят за тобой. Но чтобы постоянно? Согласись, это довольно трудоемкое занятие. Он больше полагается на силу устрашения, чтобы держать тебя в узде. Как бы то ни было, если бы он хотел убрать тебя… наверное, тебя бы уже не было в живых.

— Скорее всего, исполнителем будет муж Янны… Он забьет меня до смерти молотком, если Сезер даст ему отмашку.

— Но Сезеру ты определенно нужен живым.

— Пока.

— Здорово досталось Янне?

Я представил полную картину. Лицо Маргит посуровело.

— Подонки, — сказала она. — То же самое когда-то сделали с моей матерью…

— Извини, ты о чем? — спросил я.

— Тайная полиция… Когда они пришли убивать моего отца, заодно жестоко избили мать. Лицо было всмятку.

— Когда это случилось? — спросил я.

— Одиннадцатого мая 1957 года. Мне было семь лет. Мой отец был редактором газеты. Одно время он даже состоял в партии, а после того, как в пятьдесят шестом русские танки подавили восстание, стал ярым антикоммунистом. Когда установилась военная диктатура, он ушел в подполье и выпускал самиздатовскую газету — резко оппозиционную режиму Кадара. Отца никогда не было дома — он был в бегах, но я помню, как эти люди в строгих костюмах будили нас среди ночи. Обыскивая квартиру, они даже меня стаскивали с кровати… Это продолжалось долгие месяцы. Я все время спрашивала у мамы: «Почему эти дяди охотятся за папой? Когда я снова у вижу папу?»Мама просила меня набраться терпения… говорила, что скоро мы снова воссоединимся с отцом, но предупреждала, чтобы я прекратила расспрашивать о его местонахождении и, если вдруг в школе кто-нибудь спросит меня, где он, я должна была ответить: «Не знаю». И вот однажды, в пятницу, мама сказала: «У меня замечательный сюрприз. Мы уезжаем на уик-энд».Но не сказала, куда именно мы отправимся. Мы сели в нашу маленькую машину и с наступлением темноты тронулись в путь. Спустя несколько часов — не помню, как долго мы были в дороге, потому что спала на заднем сиденье, — мы свернули на узкую просеку и вскоре остановились у маленького коттеджа в лесу. Там, в доме, был папа. Я бросилась к нему и не хотела отпускать… даже когда мама, которая плакала от счастья, пыталась обнять его. Папа был только моим, пока я не устала и не захотела спать. Меня уложили на продавленный диван в гостиной. Помню, раз или два я просыпалась среди ночи. Меня будили стоны, доносившиеся из спальни. Конечно, я не понимала, чем они там занимаются, и снова проваливалась в сон… Но потом вдруг резко забарабанили в дверь. Помню, было много громких голосов, и мама выбежала из спальни, а я обернулась и увидела, что папа пытается выбраться из окна. Потом распахнулась входная дверь и ворвались полицейские и двое мужчин в штатском. Один из копов бросился в спальню, повалил папу на пол и принялся избивать его дубинкой. Мама начала кричать — и мужчина в штатском несколько раз ударил ее по лицу. Теперь уже кричала я, но меня удерживал другой коп, пока его коллега тащил папу на улицу. Мужчина, избивавший маму, остановился и толкнул ее на диван. Ее лицо было кровавым месивом, она лежала как мертвая… Я хотела броситься к ней, но меня вытолкали на улицу. То, что я увидела там, врезалось к память на всю жизнь. Моего отца, со связанными за спиной руками и веревкой на шее — другой ее конец был закреплен на дереве, — заставляли встать на стул, который принесли из дома. Отец отказался, и тогда мужчина в штатском схватил его за мошонку и сжал с такой силой, что папа согнулся от боли. Двое копов все-таки поставили его на стул, а я все плакала и пыталась отвернуться. Тот мужчина, который издевался над папой, крикнул копу, державшему меня: «Пусть смотрит».Коп схватил меня за волосы и заставил смотреть, как другой парень в штатском выбивает стул из-под ног отца… Папа задергался, захрипел… — Маргит замолчала и глотнула виски. — Умирал он целых две минуты. И как ты думаешь, что сказал один из офицеров в штатском — все они были из тайной полиции: «Теперь ты знаешь, как мы поступаем с предателями».

— Боже правый, — произнес я. — Как они могли так поступить с тобой… маленькой девочкой…

— Потому, что они подонки. И потому, что могли так поступать. В их руках была власть. Они устанавливали правила игры. Они могли заставить семилетнюю девочку смотреть, как линчуют ее отца.

— Что было потом?

— Они запихнули меня в машину и увезли в сиротский приют. Это был сущий ад. Я пробыла там три недели, отказывалась вставать с постели, разве что в туалет выходила. Ни с кем не разговаривала… Помню, они подсылали мне врачей. Я не сказала им ни слова. Врачи шепотом говорили нянечкам и воспитательницам: «Она травмирована… Она в шоке… Ее нужно кормить».Но я отказывалась от еды. Меня насильно привязывали к кровати и кормили… Через три недели пришла воспитательница и сообщила: «Приехала твоя мать. Ты уезжаешь».Я не испытала никаких эмоций. Я не заплакала от счастья, ничего не чувствовала, кроме пустоты… Мама ждала меня в кабинете директора. Ее лицо… Один глаз был полуоткрыт, а другой… в общем, она ослепла на тот глаз. Она пошла ко мне и обняла, но в ее руках не было ни силы, ни тепла, что-то в ней надломилось. Маму сопровождали двое мужчин в штатском. Когда я увидела их, тотчас сжалась — потому что была уверена, что такие же, как они, убили моего отца. Даже их смутил мой страх, один из них что-то шепнул моей матери, а она зашептала мне: «Они хотят, чтобы ты знала, они не причинят тебе вреда».Но я все равно боялась их, пока мать не присела возле меня на корточки и не сказала: «Мы получили разрешение покинуть Венгрию. Эти люди довезут нас до австрийской границы, а там нас встретят другие люди и отвезут в город под названием Вена. Там мы начнем новую жизнь».И опять я ничего не сказала. Только: «Те дяди, которые убили моего отца… они снова будут бить нас?»Один из мужчин присел рядом со мной и сказал: «И они больше никогда не причинят вам боль. И я обещаю тебе, что они будут жестоко наказаны за то, что они сделали».Как я узнала от матери несколько лет спустя, люди, что приезжали с ней в приют, тоже были из тайной полиции. Смерть моего отца наделала много шума. Кто-то из офицеров, присутствовавших при казни, раскаялся и связался с корреспондентом «Рейтер» в Будапеште. Дело получило широкую огласку — особенно тот факт, что меня заставили смотреть на все это… Как видишь, и у полицейских иногда просыпается совесть.

— Что было дальше?

— Состоялся cause celebre. [142] Это был самый разгар «холодной войны», и пресса по всему миру растиражировала эту историю — про зверства коммунистов и все такое, Как бы то ни было, правительство Кадара оказалось под большим давлением, от него требовали «решить проблему». Поэтому они предложили моей матери вместе со мной покинуть страну и дали немного денег, чтобы мы могли начать новую жизнь на Западе.

— А что случилось с теми двумя, что мучили твоих родителей?

— Их звали Бодо и Ловас. После того как мы покинули Венгрию, они были приговорёны к долгим срокам каторги. Но из надежных источников в стране я узнала, что после процесса их просто перевели в разведывательный отдел венгерского посольства в Бухаресте… что, полагаю, тоже было своего рода ссылкой. Спустя два года они снова работали в Будапеште на высоких должностях.

— А потом?

— А потом их не стало.

— Ты это точно знаешь?

Она кивнула.

— А как сложилась судьба раскаявшегося офицера?

— После того как он слил информацию в «Рейтер», он поступил как настоящий солдат… Пришел домой и застрелился. Тем, кто поступает по совести, иногда приходится платить слишком высокую цену…

Маргит докурила сигарету. Я долил ей виски. Она даже не притронулась к стакану. Я попытался взять ее за руку, она оттолкнула меня:

— Ждешь, что я приму твои соболезнования?

— Как тебе вообще удалось пережить такое? — дрогнувшим голосом спросил я.

— Это невозможно пережить… Но для тех подонков это была война. А на войне все средства хороши. И я больше не хочу говорить об этом… Теперь ты понимаешь, почему я ненавижу мужчин, способных ударить женщину по лицу? — Маргит помолчала, а потом сказала: — Тебе придется убить мужа Янны.

— Ты в своем уме? — обалдел я.

— Он убьет тебя.

— Только если получит приказ от Сезера. А если уберет меня, полиция тотчас догадается, что это его рук дело…

— Если копы вообще почешутся. Ты можешь исчезнуть, и никто этого не заметит.

— Я не буду убивать мужа Янны. Я не способен на убийство.

— Каждый способен на убийство, Гарри. Ты должен помнить, что муж Янны — бандит и ты, трахнув его жену нанес ему удар по самолюбию. Там, откуда он родом, подобное оскорбление приравнивается к геноциду и подофилии. Может, Сезер и придержит его какое-то время, но он все равно убьет тебя. Можешь не сомневаться.