Сзади завопили и рынок моментально оживился. Покупатели завертели головами. Тетка, шедшая впереди Катрин, с перепугу уронила корзинку со сливами. Возмущенно завопил её муж-скряга. Уклоняясь от крупной дроби застучавших по сапогам слив, девушка оглянулась. Народ махал руками, тыкал пальцами и вопил разные интересные слова. Из толпы пулей вылетел пацан, с зажатым под мышкой блином сыра. Ха, еще один гурман-сыроед. Катрин отступила поближе к прилавку, - оказывать существенную помощь в ловле несовершеннолетних правонарушителей в планы шпионки не входило. Но мальчишка нелепо вильнул, налетел на нее сам, - мигом отскочил прочь, только мелькнули босые пятки.

Катрин цапнула себя за пояс. Так и есть - кошель исчез. Шпионка хмыкнула, - скорее восхищенно, чем расстроено. Малый действует логично - раз уж всё равно ловят, чего стесняться? Но ловкача ждет разочарование. Катрин средневековым "денежным кисетам" не слишком доверяла, предпочитая носить 'короны' в карманах. В украденном кошеле хранился лишь театральный реквизит в виде мелкой гальки. Истинная леди просто обязана демонстрировать прилично набитый кошелек. Галька, правда, была симпатичная - озерная, разноцветная.

Да, - жадность до добра не доводит. Похоже, насладиться пересчетом разноцветных камешков, малолетнему воришке было не суждено. Мальчишка уж, было, выскочил к воротам, ловко увернулся от грузного стражника, но для этого беглецу пришлось вновь нырнуть в скопление рыночного люда. Большая часть толпы еще не сообразила, что собственно стряслось, но с маху проскочить скопище крайне взволновавшихся баб, стариков, корзин, воняющих рыбой, связок свежих душистых метел, и подвявших к вечеру 'букетов' зелени, было невозможно. Мальчишка, мгновенно сориентировавшись, запрыгнул на прилавок. Лопались под ногами раздавленные томаты. Кровавые брызги, окропившие одежду, добавили негодующего визгу в толпе. Воришка легко перемахнул через следующий ряд прилавков, плечом отбросил преградившего путь водоноса, без труда уклонился от протянутой лапы здоровенного рыбака. Путь к противоположным рыночным воротам преграждала толпа, к тому же, там уже маячило несколько кожаных шлемов стражников. Шустрого преступника осложнившаяся обстановка абсолютно не смутила. Не снижая скорости, он взлетел на пирамиду красиво составленных горшков. Выставка гончарной продукции со звонким грохотом посыпалась, но ловкий как белка, мальчишка уже оказался на крыше лавки.

Хм, с такими талантами и всё еще на свободе?

Взбешенный рев горшечника перекрыл рыночный гвалт. Воришка, не оглядываясь, перескочил на крышу следующей лавки. Ненадежная кровля угрожающе трещала под босыми ногами. Беглец уцепился за лианы плюща, мигом вскарабкался выше, оказался на соседнем доме. Добытый сыр мерзавец и не думал бросать. Стена, окружающая рынок, была уже рядом, за ней скрывалась спасительная улица. Мальчишка уцепился за гребень стены, и тут же получил удар по пальцам. Наверху, на полуразрушившейся галерее поджидал, непонятно откуда взявшийся, стражник. Удар древком копья должен был размозжить преступнику пальцы, но пацан не издал ни звука. Сыр, подпрыгивая, покатился по крыше вниз, мальчишка метнулся вдоль стены. Тщедушная фигурка в отчаянном прыжке взмыла над проходом, и почти преодолела пространство, разделяющее лавки, когда метко брошенный кочан капусты угодил беглецу в колено. Воришка неловко приземлился на крышу бондарной лавки, покачнулся, цепляясь за черепицу. Обломок дурно обожженной черепицы остался в руках беглеца, и малолетний преступник шлепнулся на землю, прямо к ногам разъяренной толпы.

"Отпрыгался", - решила Катрин.

Но парнишка сдаваться не собирался. Увернулся от удара сапога, с крысиной ловкостью шмыгнул в щель между бочек. По бочкам немедленно забарабанил град разнообразнейших снарядов, начиная от подгнивших яблок и кончая увесистыми камнями, немедленно изъятыми из обветшавшей рыночной стены. В ужасе вопил хозяин бочек. Несколько мужчин полезли в гущу бондарной продукции. Воришка выскочил с другой стороны, метнулся за угол. На его беду шумное зрелище успело собрать слишком много народу. К беглецу потянулся десяток рук, он увернулся, отпрыгнул назад...

Катрин, без стеснения действуя локтями и коленями, протиснулась вперед. Жители Нового Конгера воров отчего-то вовсе не любили. Со всех сторон раздавались цветастые ругательства и проклятия. Приморская сочность придавала выражениям примечательный колорит и в другое время шпионка наверняка бы не замедлила взять отдельные словосочетания на заметку, дабы обогатить собственный лексикон.

Сейчас Катрин интересовало иное. Она не без труда отодвинула с пути вонючего мясника...

Воришка, застыл на куче скользких отбросов, прижавшись к рыночной стене спиной. Босые ступни по щиколотку увязли в месиве гниющих фруктов, свекольной ботвы и рыбьих костей. Незавидное место для финальной схватки. То, что мальчишка не собирается отдавать свою жизнь со смирением, было очевидно. Узкий нож был зажат обратным хватом в опущенной руке. Держал сопляк своё жалкое оружие достаточно умело. Не пугал, действительно собирался кому-нибудь пустить кровь перед собственной смертью.

Рыночный люд тоже почувствовал настрой загнаного крысеныша. Никто не стремился первым лезть на помойную кучу и рисковать познакомиться с узким, на вид весьма острым, лезвием.

Вперед протолкался горшечник, вооруженный тележной осью:

– Попался, фитиль гнойный! Я тебя на шкуры продам, щенок сыкучий! Твоя мать, и твои свинячьи сестры, за всю свою поганую жизнь своими плоскими бурдюками столько не заработали, сколько ты мне сейчас товару испортил. Сгниешь в ошейнике!

– Сам мне наденешь?
– воришка оскалился. Солидная часть зубов у него отсутствовала, но и без этого насмешка выглядела крайне впечатляющей.

– Огрызок лягуший!
– выругался горшечник, невольно ,отшатнувшись.

Загнанный вор был страшен. Сквозь спутанные серые волосы яростно сверкал его единственный глаз. Второе око было выбито ударом чего-то тяжелого и корявого. Словно сучковатым бревном-дубиной врезали. Бесформенные шрамы ветвились по левой стороне физиономии, зияя отвратительными дырами и вмятинами. Обрывок губы обнажал сломанные пеньки зубов, нос походил на смятую картофелину. На левый глаз, - вернее, на красную дыру на его месте, вообще смотреть было невозможно.