Шрифт:
Сергей Алексашенко (с декабря 1995 года — первый заместитель главы Центрального банка России. — НГ): Признаться, я не слышал о том, что в середине 1990-х кто-то из профильных иностранцев готов был покупать российские активы. Для них (транснациональных компаний) Россия в то время была слишком диким местом. Первой пришла ВР в СИДАНКО, где уже был российский инвестор, и купили они 10 % (1997 год. — НГ). В этот момент цена действительно уже выросла в разы. Но… российские инвесторы к этому времени расчистили авгиевы конюшни.
Михаил Брудно: Они (иностранцы. — НГ) просто не понимали, что такое дорого и что такое дешево. Они, возможно, сравнивают стоимость запасов нефти 1996 года в России и в Америке. А это несравнимые величины, совсем другая система. Мы изменили ситуацию, когда с $3 убытка на баррель мы стали получать $3 прибыли на баррель. А вот когда компания получает с каждого добытого барреля $3 убытков, то сколько она стоит? Нисколько она не стоит. Минус у нее капитализация.
Альфред Кох, рассказывая о периоде залоговых аукционов в своей книге «Ящик водки» [69] , вспоминает, что условия по задатку за ЮКОС, который предложила сама компания, были шокирующими: $300 млн тогда были огромной суммой. Он говорит, что индекс РТС тогда был 50. На момент написания его книга в 2004–2005 годах он был 750, то есть, пишет Кох, «капитализация российского рынка за этот период выросла в 15 раз. Я думаю, что было бы правильно утверждать, что 300 млн осенью 1995 года — это примерно $4,5 млрд сейчас» [70] .
69
Кох А., Свинаренко И. Ящик водки. — М.: ACT, 2009.
70
То есть в 2004–2005 годах — НГ.
Сергей Алексашенко: История не знает сослагательного наклонения, увы. Кто-то будет бить себя в грудь и говорить, что да, иностранцы заплатили бы гораздо больше. Кто-то готов доказывать обратное. Я не отношусь ни к тем, ни к другим. Я считаю, что любая конкуренция в то время привела бы к повышению доходов бюджета.
Вот в чем я меньше всего уверен, это в том, что иностранцы пошли бы на залоговые аукционы — слишком экзотическая форма и слишком непонятные риски. Для них прямая продажа гораздо понятнее и приятнее.
Еще одно. Сейчас уже очевидно, что еще до аукционов были определены будущие владельцы выставленных на продажу предприятий. В этом смысле аукционы были чистой формальностью. Количество же российских участников было более или менее ограничено количеством тех, кто был в состоянии выложить очень крупные по тем временам для России и для них деньги.
Закулисье тех аукционов, инсайд, детали, как все это было, до сих пор остается скорее некоторым общим знанием, чем задокументированной информацией. То есть мы примерно себе это представляем, но участники уходят от разговора, интервью, не любят вспоминать тот период. Напомню, что результаты приватизации до сих пор в представлении большинства россиян нелегитимны, поэтому все участники стараются не теребить лишний раз эту тему. Довольно многое про то, как это тогда было, становится понятным только сейчас, например, благодаря суду в Лондоне между Березовским и Абрамовичем. Их компания «Сибнефть», напомню, также была приобретена на залоговом аукционе.
В суде Роман Абрамович подтвердил под присягой, что «Березовский и его партнер Бадри Патаркацишвили сговорились с двумя другими участниками аукциона: в результате один из них выставил более низкую заявку, а второй свою отозвал. Это позволило им купить „Сибнефть“ практически по стартовой цене — за $100,3 млн (при начальной цене $100 млн)». Отвечая на вопросы адвоката Березовского Лоуренса Рабиновича, Абрамович подтвердил, что истец мог договориться с банком МЕНАТЕП Михаила Ходорковского о том, что последний подаст заявку чуть ниже предложения Нефтяной финансовой компании (НФК): «Березовский и Ходорковский вполне могли об этом договориться. Но все документы по заявке готовил Кагаловский (вице-президент МЕНАТЕПа)».
Абрамович также сообщил, что ключевую роль в отзыве более высокой заявки третьего участника аукциона, ОАО «Самеко», за которой стоял Инкомбанк, сыграл Патаркацишвили: «Да, его роль была бесценной в том, что касалось отзыва заявки „Самеко“». По словам Абрамовича, если бы «Самеко» не отозвала заявку, ему пришлось бы выложить за «Сибнефть» не менее $217 млн, которых у него на тот момент не было [71] .
То есть совершенно очевидно, что никому иному, кроме вышеупомянутых будущих совладельцев, «Сибнефть» достаться не могла. Группа МЕНАТЕП в той ситуации, насколько я понимаю, подстраховывала Березовского и Абрамовича на случай, если один из участников «отвалится», что, собственно, и произошло, а даже на таком «аукционе» с заранее известным результатом участников формально должно быть не менее двух.
71
Аверченко М., Дмитриенко Д. Абрамович признал, что аукцион по «Сибнефти» был фикцией // Ведомости, 02.11.2011.
Слово «аукцион» весьма условно можно применить к тому, что происходило в ноябре-декабре 1995 года.
Как говорит Сергей Алексашенко, «главной задачей для олигархов было не допустить конкуренции между собой, именно этого они боялись больше всего, а не иностранцев. Не случайно покупка блокпакета Связьинвеста, когда Гусинский неожиданно столкнулся с конкуренцией со стороны Потанина (1997 год. — НГ), вывела оценку компании на весьма впечатляющий уровень».
МЕНАТЕП как раз в последний момент перед аукционом по ЮКОСу столкнулся с конкурентной группой — консорциумом банков «Российский кредит», Инкомбанк и Альфа-Банк. Поэтому задаток и вырос до $300 млн с лишним, чтобы обезопасить себя от конкурентов. У конкурентов не нашлось такой суммы, но у них были ГКО на эту сумму. Альфред Кох считает, что менатеповцы пролоббировали в Центробанке запрет на внесение залога ценными бумагами. Он также считает, что заход МЕНАТЕПа в ЮКОС поддерживал премьер Черномырдин, у которого были добрые отношения с Муравленко и его компанией. Кагаловский уверяет меня, что до последнего момента у группы Ходорковского не было 100-процентной уверенности, что ЮКОС достанется им. Конкурс был назначен на 8 декабря 1995 года.