— Нет, Тамара, нет! Не могу! Пойми, до утра он может умереть. Если просят помощи, значит, ему уже очень плохо. Я должна сейчас же лететь.

— Это редкость, чтобы она ночь спокойно провела. Кровать ее все больше нерасстеленной стоит, — рассказывал Сашин муж, когда она ушла. — А если и дома Саша бывает, то все над диссертацией работает, пока не свалится на этот диван, так и спит одетая. Совсем не жалеет себя, — безнадежно махнул он рукой.

— Вот такой я ее знала и на войне, — задумчиво проговорила я, вспоминая Сашину заботу о раненых. — За это я люблю ее, недаром десять лет разыскивала.

На следующий день я встала рано. Саши еще не было. До обеда я ходила, осматривала город. Каждая улица была знакома и навевала далекие воспоминания. К вечеру пришла домой. Саша спала на тахте, но, услышав мой голос, быстро вскочила.

— Где ты пропала, Тамара?

— Памятные места проведала. Ну, как здоровье твоего больного? — поинтересовалась я.

— Забрала к нам в больницу. У него, кроме пневмонии, еще уремия, простудил больные почки, — покачала она головой. — Надо будет сейчас пойти его проведать.

— Вот видите, у нее каждый день что-нибудь важное, — бурчал недовольно муж.

— Уж молчал бы. Ты и сам такой, тоже часто ночью вызывают, и едешь, — ответила ему Саша.

Через час Саша действительно ушла, а вечером позвонила:

— Все собрались, Тамара. Ждут тебя, хотят встретиться. Приезжай, машина внизу.

И вот я еду в госпиталь, откуда пятнадцать лет назад вывозила раненого Гришу. Опять широкие распахнутые ворота. Объехали круглый палисадничек. «Победа» затормозила. Я вышла из машины и в волнении остановилась.

То же здание, то же высокое крыльцо, люди в белых халатах встречают меня… Даже мороз пробежал у меня по спине. Все так же, как в сорок первом году. Только люди — радостные, улыбающиеся.

Люди эти — мои друзья.

Встреча была волнующей. Нашлись и свидетели событий сорок первого года. Припомнили подробности того памятного мне дня.

После встречи Саша показала мне свои палаты. Большие, светлые, они были по-домашнему уютны. Везде большие вазоны с пышной зеленью и цветами. Полотняные занавески и белье радуют глаз белизной.

В самом углу на кровати сидел маленький, сухонький старичок. Его глаза радостно блеснули при виде Ниловой.

— Ну как, Николай Спиридонович, чувствуете себя? — приветливо улыбнулась она, останавливаясь у кровати больного.

— Спасибо вам, хорошо, — слабым голосом поблагодарил больной. — Но все равно я вас очень ждал, вы улыбнетесь, скажете слово, а мне еще легче.

— Ну вот и хорошо, скоро выпишем, и будете тогда за девушками ухаживать.

Она повернулась к другой кровати:

— Ну, а здесь как дела у Макара Максимовича? — и взяла бледную руку мужчины.

— Плохо, — проговорил он посиневшими губами. — Рвоты. Наверное, не выдержу. Умру.

— Ну что вы! Не может быть, такие, как вы, не умирают. Какая температура вечером? — спросила она у сестры.

— Тридцать восемь.

— Замечательно! Вот видите, температура падает, — значит, идет на улучшение. Знаешь, Тамара, — обратилась Саша ко мне. — Это герой. В прорубь бросился, спасая мальчугана, а потом откачивал его целый час. Ну ничего, — обратилась она к больному. — Сегодня мы получили новое индийское лекарство, завтра начнете принимать, оно вас сразу поднимет. Очень эффективное. Через несколько дней дело пойдет к выздоровлению…

Десять дней я пробыла у Саши и убедилась, что ее муж прав: дома Саша почти никогда не бывает.

Так и не удалось нам поговорить подробно, и даже книгу мою Саша смогла прочесть только во время дежурства в клинике.

— Тамара, родная, вот и не успели мы с тобой по душам поговорить. Торопишься ты уезжать, — говорила Саша, провожая меня на вокзал.

— Приезжай к нам, — приглашала я.

— Приеду летом в Крым в отпуск, уж там наговоримся! — кричала она, помахивая платком, когда поезд Львов — Симферополь тронулся.

Получая письма от нашего однополчанина Петра Осадчука, мы всегда радовались за него. После демобилизации он женился, вскоре у него родился сын. Жил он в городе, в благоустроенной квартире. В одном из писем Осадчук писал, что стал членом одного из отстающих колхозов, живет теперь в самом глухом в районе селе.

Мы не удивились такой перемене в жизни нашего однополчанина. Слишком хорошо знали мы Осадчука — он всегда стремился туда, где труднее.

Большой боевой путь прошла я вместе с Осадчуком. И самое главное, что не забудется никогда: он первый давал мне характеристику и рекомендовал меня в партию.