Заботливость местных жителей нас очень растрогала. В этот же день я пошла на фабрику и как раз попала на собрание.

— Я горжусь тем, что своим трудом помогаю фронту, — сказала в своей речи на собрании работница Шведова. — Я эвакуирована из Курска. Мой муж воюет, он капитан. Получая от него по аттестату, я с двумя детьми материально обеспечена. Но мне стыдно бездельничать в такое время. Я решила пойти работать. Меня направили на эту фабрику. Однажды младший сын спросил меня: «Мама, какая же это помощь фронту — делать шкафы и столы?» Я не знала, что ответить ему, а сегодня скажу: «Помощь фронтовикам-инвалидам, семьям погибших и эвакуированным — это тоже помощь фронту».

Потом выступали другие работницы — грузинки, осетинки… Они говорили о том, что стали к станкам, чтобы заменить своих отцов, мужей и братьев, ушедших на фронт.

Придя домой, я сказала себе: отдохнула немного — и достаточно. Решила до окончания отпуска поехать в Тбилиси и поступить на завод. Родные с радостью встретили это известие, втайне надеясь, очевидно, что я отказалась от мысли идти на фронт.

…Уже издали я увидела высокие трубы. Раздался протяжный заводской гудок, возвестивший окончание дневной смены.

Я остановилась у проходной и решила посмотреть, как будут гурьбой выходить рабочие. Ведь так было и в Керчи: шумная, веселая толпа людей в комбинезонах высыпала после гудка из ворот завода и растекалась во все стороны. Но почему же здесь никто не выходит? Показалось несколько пожилых женщин — и все. «Странно», — подумала я.

Постояв несколько минут, пошла в контору. В коридоре меня обогнала девушка лет двадцати, высокая, стройная, с черными косами, повязанная пестрым клетчатым платком.

На двери висела белая эмалевая табличка: «Приемная директора».

— Директор принимает? — спросила я женщину, сидевшую за пишущей машинкой.

— Нет, он пошел на завод, — ответила она. — Посидите, он скоро вернется.

Только я присела на кожаный диван, как открылась дверь и быстро вошла девушка, обогнавшая меня в коридоре.

— Парторг здесь? — спросила она у секретаря.

— Ушел.

— Ты знаешь, Катрис, — волнуясь, начала девушка, — вчера моя бригада выполнила две нормы, сегодня — две с половиной, а завтра… — Она порылась в кармане спецовки, разыскивая что-то. — Мы взяли на себя обязательство к завтрашнему гудку выполнить четыре нормы. И выполним! — уверенно сказала она.

Меня заинтересовала эта энергичная девушка, и я, чтобы начать разговор, спросила:

— Почему у вас после гудка рабочих не видно?

Девушка удивленно посмотрела на меня, на мою потертую солдатскую шинель, кирзовые сапоги и сказала:

— Мы, правда, не на фронте, а в тылу, но работаем для фронта. Наши рабочие не уходят с завода по двое, а то и больше суток.

Она подала секретарю исписанный листок бумаги.

— Отдай, пожалуйста, парторгу, когда придет. Это обязательство моей бригады, а я вернусь через несколько минут.

Она стремительно вышла из комнаты. Вошел директор и пригласил меня в кабинет. Я рассказала ему о себе.

— У меня осталось четыре месяца отпуска. Здоровье поправилось, и я хочу на это время поступить на завод. Специальность у меня — никелировщица.

— У нас никелировки нет, у нас хромировка.

— Я и хромировку знаю.

Открылась дверь, и показалась та же девушка в пестром клетчатом платке. Директор позвал:

— Юлия! Она вошла.

— Юлия Заидзе, бригадир хромировочной бригады, — сказал директор, представив мне девушку. — У нее в бригаде все комсомольцы. Пока еще на заводе никто не может их перегнать. Познакомьтесь, — директор указал на меня, — товарищ Сычева, фронтовичка. Хочет поступить к нам работать.

Юлия улыбнулась и крепко пожала руку.

— Теперь понятно, почему вы удивились, когда прогудел гудок и никто не пошел домой… Значит, вы недавно с фронта? — спросила она уже по дороге в цех. — Товарищи, вот фронтовичка! — крикнула Юлия, остановившись посреди светлого цеха. — До войны она работала никелировщицей, была на фронте, ранена. Хочет опять на завод…

Нас окружили девушки и подростки в замасленных спецовках. Посыпались вопросы, на которые я едва успевала отвечать.

Прощаясь со мной, Юлия сказала:

— Завтра вечером я буду дома, приходите, пожалуйста. Я хочу вас познакомить с мамой и сестрой. — И девушка на клочке бумаги написала свой адрес.

Когда я вернулась к директору, он внимательно рассматривал мои документы.

— Да… А вы знаете, товарищ Сычева, — проговорил он, листая мою историю болезни, — ведь мы не имеем права допускать вас к работе — может произойти несчастный случай: нехорошая у вас история болезни.

— Ничего не будет, товарищ директор, — заволновалась я, и у меня сразу стала подергиваться голова.