Санин Евгений Георгиевич
Шрифт:
– Ну, тогда я хотел сказать, что это исключение! – согласно кивнув священнику, поправился Александр.
– То есть, ты считаешь, что гордыни у тебя нет? – на всякий случай еще раз уточнил тот.
– Да! – подумав, решительно сказал Александр.
– А вот тут-то враг тебя и поймал! – больно ткнул его указательным пальцем в грудь отец Лев.
– То есть, вы считаете, что она у меня - есть?.. – растерянно пробормотал Александр.
– Я считаю?!
Отец Лев огляделся, но понимая, что во время таинства исповеди никого не призовешь в свидетели, проговорил:
– Да видел бы ты себя со стороны! Ты уже приехал с задранным носом – как же, после монастыря! А с каким видом стал выслушивать поздравления, что Вере лучше? Ты держался так, будто это ты, а не Господь Бог продлевает ей жизнь и, как знать, может, и правда, совсем исцелит! А каким тоном ты называешь себя главным редактором епархиальной газеты? Министры позавидуют! И это в то время, когда ты руководишь ей лишь формально. А фактически главным редактором является отец Игорь. Он отвечает за газету и руководит ею, и только просто из смирения и желания, чтобы ты, как профессионал, сделал все в лучшем виде, входит в нее как простой член редколлегии! Я уж не буду говорить о том, как ты превозносишься своим умением читать перед Галиной Степановной, перед сторожем, строителями, подчиненными… Или мне продолжать?
– Нет! – отрицательно покачал головой сникавший с каждым словом священника Александр. – У меня к вам только одна просьба!
– Пожалуйста! – охотно согласился отец Лев. – Какая?
– Можно я немного добавлю в этой шпаргалке?
Александр кивнул на лежавший на аналое листок и, не дожидаясь согласия, быстро достал из кармана авторучку и над словом «блудом» приписал «гордыней».
– Вот, - сказал он. – Каюсь в том, что согрешил блудом и гордыней. А еще - гневом, раздражением, маловерием, чревоугодием, осуждением, - вспомнив, что плохо подумал однажды об Алеше, добавил он. – Человекоугодием, а не Богоугождением, то есть не смог решительно отказать человеку, соблазнявшего меня на грех. Еще – празднословием, нетерпением, ложью – старое удостоверение, пусть даже и в благих целях, выдавал за ныне действующее, унынием – это когда узнал, что книга не будет напечатана в газете, лицемерием, то есть не выполняю сам то, о чем пишу в статьях и книгах и чему поучаю людей…
Отец Лев немного подождал, не вспомнит ли Александр еще какой-либо грех и, видя, что тот, наконец, закончил, сказал:
– Ну, тогда наклони голову!
Александр послушно выполнил его повеление и более того – опустился на колени.
Священник, подняв епитрахиль, накрыл его ею и торжественным голосом прочитал разрешительную молитву. Затем разорвал записку на клочки, со словами «Сожги в церковной печи» всунул в ладонь Александра и привычно сказал:
– А теперь целуй Крест и Евангелие в знак того, что обещаешь приложить все силы, чтобы не повторять эти грехи!
– И… всё?! – с благоговением выполнив это, радостно поднял на отца Льва глаза Александр.
– Всё?! – изумленно переспросил тот, и его брови сурово поползли к переносице: -Да для этого Господь, помолившись до кровавого пота, выдержал издевательства, бичевание, взошел на Крест, на Который взял все наши грехи и претерпел страшные муки. Нам остается лишь покаяться, припав к подножию этого Креста, и без устали благодарить Его за то, что Он для нас сделал…
– Да-да, конечно, - виновато прошептал Александр, а отец Лев продолжил:
– Господь отпустил тебе этот грех. Но тяжесть его столь велика, что я, как священник, радеющей о твоей душе, обязан назначить тебе епитимью.
Отец Лев немного подумал, шевеля губами - «Помолился, спрашивая совета у Господа» - понял Александр, и уже строго сказал:
– Месяц будешь читать канон покаянный ко Господу.
– Хорошо, - прошептал Александр.
– И до истечения этого срока тебе запрещается входить в алтарь и чтение Апостола и часов.
– Что?!
– То, что слышал! И не смотри на меня так. Ты еще легко отделался! В первые века христианства за такое бы лет на 18 отлучили от святого причастия! Это потом и теперь по немощи нашей и умножению в мире зла и соблазнов стали смягчаться жесткие правила. Но это не дает нам повода расслабляться! Ибо в чем застанет, в том и будет судить нас Господь!
Александр с опущенной головой выслушал это и спросил:
– А что я скажу Галине Степановне? Отцу Игорю?
– Галине Степановне скажешь, что ты очень занят подготовкой газетного номера, что, действительно, правда. А отцу Игорю, если спросит, доложишь, что на тебя наложена епитимья. Ступай, - с подбадривающей улыбкой, отпустил Александра отец Лев.
– И помни, что говорил Господь тем, кому Он, исцеляя, отпускал грехи: иди и впредь не греши, чтобы не случилось с тобой еще худшего!