Мир действительно рушился.

Пусть не солнце, но ослепительная — отец, как хирург, любил яркий свет — люстра меркла перед потухшим взором

И земля уходила из-под его ног…

Он медленно поднялся из-за стола.

— Стасик! — попыталась остановить его мама. — Ну не стоит так переживать из-за этого! Ты еще только начинаешь жить. Конечно, Леночка — очень хорошая девушка. Но, поверь, тебе еще столько других встретится на пути! Еще лучше!

— Других мне не надо! — замахав руками, выкрикнул Стас. — Запомни — эта любовь у меня — в первый и последний раз!

И осекся.

«Стоп! Опять эта фраза!»

И, кажется, он вспомнил откуда…

Опережая все дальнейшие утешения, предложения и прочие бесполезные теперь разговоры, Стас протестующе поднял руку и теперь сам еле слышно сказал:

— Я потом… позже поужинаю. А пока побуду немного у себя. Если можно — один… Ладно?..

7

— Мыслефон?! — ошеломленно переспросил Сергей Сергеевич.

Вернувшись в комнату, Стас достал из коробочки крест-мощевик и виновато прошептал:

— Прости за то, что сегодня я так легко дал эту уступку себе и пошел на футбол. Но обещаю, что она точно была первая и последняя!

Невидимый святой молчал.

Но на душе неожиданно стало легче.

По крайней мере, теперь можно было хотя бы выпрямить вдох.

Мысли продолжали крутиться вокруг полученного письма.

Этого страшного грома посреди ясного неба!

«Эх, Ленка, Ленка! Что ж ты наделала…»

«Ничего, — сжав кулаки покрепче, решил Стас. — Сейчас я заставлю себя не унывать даже от такого! Ибо уныние — это тоже грех!»

За дверью все громче и громче слышался шепот родителей.

— Сережа, ему надо помочь: утешить, объяснить, успокоить!

— Ты сама успокойся сначала! Иди, прими сердечные капли!

— Нет, я лучше пойду к нему!

— Не нужно. Ты только все испортишь! Я сам!..

Сергей Сергеевич осторожно вошел в комнату и посмотрел на сына.

Стас сидел перед включенным компьютером с таким видом, будто и не получал никакого письма от Лены.

Сергей Сергеевич опустился на диван и тоже, словно ничего не случилось, завел разговор совсем о другом.

— Знакомая картина! — кивнул он на усыпанный бумажными комками пол. — Когда я писал диссертации, у меня тоже так было в кабинете. С одной только разницей, что листки были вырванными из тетрадей!

— Так значит, это у меня генетически? — одними губами усмехнулся Стас.

Его голос был совершенно спокойным. Таким спокойным, что отец с тревогой посмотрел на него, но взял себя в руки и тоже спокойно сказал:

— Да, особенно если брать во внимание генофонд всего человечества!

Сергей Сергеевич с удовлетворением заметил, что в глазах его сына появился интерес и с воодушевлением продолжил:

— Дело в том, что мысленный идеал всегда расходится с его словесной реализацией…

«Исполнением…» — вспомнив Владимира Всеволодовича, мысленно поправил отца Стас и действительно с интересом стал слушать дальше.

— Все писатели, художники, музыканты стремятся к этому идеалу. — Но он недостижим никогда. К нему можно только приблизиться. Отсюда и муки творчества. Постоянная неудовлетворенность самим собой. Долгие годы труда. И все равно этот вечный разрыв между словом и делом остается непреодолимым…

Услышав это, Стас невольно нахмурился.

Сергей Сергеевич решил, что он неосторожно напомнил сыну о слове, от которого освободила его невеста и, сердясь на себя, кашлянул в кулак:

— Ты вот что… ты сильно не переживай! — как-то виновато попросил он.

— О чем ты? — недоуменно взглянул на него Стас, думавший на самом деле о недостижимости этого разрыва.

— Как это о чем? Точнее, о ком… О Лене!

— А-а… — будто припоминая что-то давно забытое, кивнул Стас и пожал плечами: — А что тут переживать? Собственно, ничего особенного не случилось. Я все равно не хотел, чтобы у нас было все быстро. Ей надо учиться. Мне еще — тоже. Причем, много и срочно!