Шрифт:
– Как что? Начинать все сначала, – ответил Овсянников.
Я поехала на работу, а когда вернулась, то услышала, как надрывается мой телефон. Я схватила трубку и услышала Ольгин голос. Сестра что-то отчаянно кричала, прерывая свои крики бессильными постанываниями. Из всего этого набора звуков я смогла, наконец, уловить, что этот маленький кровопивец ее достал окончательно.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ ОЛЬГА
Когда я приехала к себе, Колька был дома. Квартиру он мою, слава богу, спалить не успел. Но прокурил, как мне показалось, насквозь. И запах этот, кажется, впитался навечно в стены, в потолок, в одежду и постельное белье. Сам оторвяга сидел в кресле с ногами и докуривал последний вонючий окурок.
Я подлетела к нему и попыталась выхватить окурок.
– Все, тушу уже! – проворчал Колька.
– Откуда ты их набрал? – набросилась я на него.
– Настрелял, – ответил пацан.
Я схватилась за голову и принялась раскачиваться. Потом пришла немного в себя и заговорила, стараясь как можно четче произносить слова:
– Послушай, Коля! Сейчас я несу за тебя ответственность. Я отвечаю за твою безопасность. И от тебя в очень большой степени зависит, окончится ли все благополучно или нет. А ты вместо того, чтобы мне помогать, вставляешь палки в колеса. Тебе что, безразлична твоя судьба?
– Нет, – помотал головой Колька-Окурок.
– Тогда почему ты все делаешь мне назло? Где ты шатался? Ты же только сейчас пришел! Да-да, не удивляйся! Я же вижу, что на твоих ботинках свежая грязь. Когда мы с Полиной привезли тебя домой, грязи на твоих башмаках не было. И этих окурков у тебя тоже не было. Куда ты выходил и зачем?
Колька потупился, потом поднял голову и сказал:
– Курить очень хотелось. Прямо до дрожи.
– Господи! Да неужели нельзя победить в себе эту привычку? Ведь достаточно одного только усилия воли – и ты избавишься от этой зависимости!
Колька очень выразительно посмотрел на бутылку из-под бабушкиной наливки, которую мы так и не убрали с балкона… и я сразу же захлопнула рот.
Потом задумалась над Колькиными словами, и меня начали терзать противоречивые чувства. С одной стороны, я понимала, что в Колькином намеке есть рациональное зерно. В самом деле, мне без наливочки и прочих вкусных напитков ох как тяжело! Но с другой – это совсем другое. И вообще… не его это сопливое дело!
Так я и сказала пацану:
– Не твое дело! Ты еще ребенок! Успеешь всяких пакостей нахвататься.
Колька надулся, а я продолжала:
– И зачем ты ходишь по улицам, светишься? Не хватало еще, чтобы тебя кто заметил! И приперся сюда! Мне, думаешь, нужен лишний геморрой? – я просто удивлялась, откуда я знаю такие слова, и злилась на саму себя, а злость выплескивала на Кольку. – Ты что мне нервы треплешь? Ты что о себе возомнил? Что я буду всю жизнь с тобой возиться? Нет уж, милый мой! У меня своих проблем хватает! – разбушевалась я не на шутку. Просто сама себя не узнавала. И тут же начала об этом жалеть, когда увидела, как потемнели глаза мальчишки.
Тогда я перевела дух, присела на диван и принялась теребить край подушки. Колька исподлобья смотрел на меня.
– Ну ладно, – вымолвила я наконец. – Пойдем лучше есть.
Обрадовавшись, что спасительный выход найден, я поднялась и пошла в кухню, радуясь, что уберегусь там от насупленного мальчишеского взгляда.
Я быстро разогрела борщ в маленькой кастрюльке и отварила сосиски с вермишелью. Настроение мое значительно улучшилось, и я решила помириться с Колей и впредь постараться не конфликтовать с ним. Даже не повышать голос.
– Коля! – бодрым голосом крикнула я в комнату. – Обедать идем.
Никто не отозвался. Может, он не расслышал?
– Коля! – еще раз позвала я. – Ну хватит дуться, пошли!
Ох, наверное, сильно обиделся. Плачет, поди, сидит… Нужно пойти и попросить прощения.
Войдя в зал со скорбным, виноватым выражением лица, я вдруг обнаружила, что зал пуст! Я прошла в спальню, но и там никого не было.
Бегом кинувшись на балкон и убедившись, что и там никого нет, я высунулась в окно, и сердце мое чуть не выскочило: по пожарной лестнице ловко, как маленький зверек, спускался Колька. Я видела, как дрожит его лохматая макушка и мелькают руки-ноги.
– Коля! – взвизгнула я от страха. – Немедленно вернись!
Пацан поднял голову, увидел меня и еще быстрее заработал конечностями. Через пару секунд он спрыгнул на асфальт и побежал мимо стоящей возле подъезда темно-вишневой «девятки».
– Ко-о-оля! – в отчаянии крикнула я в последний раз и бессильно сползла с подоконника, закрывая лицо руками и сотрясаясь в рыданиях. Господи! Теперь все, это уже точно конец! И меня убить за это мало!
Обвиняя себя во всех смертных грехах, я поднялась с пола и прошла в кухню, где еще оставался коньяк в бутылке, которую Колька так и не смог распечатать. Я открыла ее сама и плеснула полный стакан.