— Значит, ты хочешь стать охотником?

Он низко опустил голову, Аполлония положила руку на его голову.

— Ты никогда не станешь римлянином, — сказала она. — Ты навсегда останешься фракийским волком. Римляне свяжут тебя по рукам и ногам. Ты станешь их рабом!

— Я стану солдатом в их легионах. Я буду носить их оружие. Я буду храбрее и сильнее каждого из них. Они признают во мне сына царя, воина.

— Они будут обращаться с тобой, как с диким зверем. Ты будешь стоить меньше лошади.

Спартак тряхнул головой, Аполлония убрала руку.

— Я стану одним из них, — повторил он, поднимаясь.

Наступила зима. За каждую козу приходилось драться с волками. Их изголодавшиеся стаи подходили к огню, на котором жарилось мясо, так близко, что Аполлония даже сквозь вьюгу видела их серые глаза.

Она призывала Диониса, просила, чтобы он прогнал этих зверей, диких и жестоких, как даки, варвары, пришедшие с севера, с того берега великой реки, которых ледяной ветер, казалось, гнал в сторону Фракии.

Однажды, когда мороз выдался настолько суровым, что промерзшая земля скрипела под ногами, а камни трескались с жутким грохотом, Аполлония подняла руки, призывая всех замолчать. Тогда она смогла расслышать удары мечей и крики раненых. Она описывала то, что было недоступно глазу, но Дионис дал ей силу пророчества, чтобы слышать неслышимое и видеть невидимое.

Спартак говорил, что она была похожа на волчицу, которая поднимает уши и чувствует врага даже тогда, когда вокруг все спокойно.

— Даки! Они победят, — устало сказала она.

Она знала, что не сможет остановить Спартака и его воинов. Подняв мечи, они шли в направлении, указанном Аполлонией.

Она побежала за ними в чащу. На ходу они ломали или сгибали ветки, и снег мягко падал на землю. Наст был плотным, хрустел под ногами, но не проваливался.

Внезапно Спартак и его воины вышли на поляну и увидели сражавшихся людей. Они размахивали мечами и копьями. По длинным черным волосам, собранным на затылке в хвост, Спартак узнал даков и бросился на них, подняв меч. Даков было несколько сотен, но атака с тыла заставила их растеряться.

Начался снегопад, но Спартак заметил римские эмблемы, орлов, а также шлемы и оружие легионеров. Даки пытались окружить римскую центурию, но ее щиты были похожи на непробиваемый панцирь, о который разбивались копья. Однако варвары численностью значительно превосходили римлян, и центурия будто тонула в них. Даки поднимались по трупам своих воинов, как по ступеням, и перепрыгивали преграду из щитов.

И тут появился Спартак со своими людьми. Их крики были такими громкими, атака такой мощной, что даки решили, будто на них напали сотни врагов.

Они побежали к лесу, а Спартак и фракийцы преследовали их, разя мечами.

Вскоре на снегу остались лишь черные пятна тел и красные пятна крови.

Спартак услышал звук барабана, затем тяжелые удары молота. Он обернулся: к ним приближались римляне. У каждого воина в левой руке был прямоугольный плоский щит. Они добивали раненых копьями или мечами. Среди них шел высокий человек. Броня с серебряным отливом защищала его тело, тщательно обработанный металл повторял рельеф мускулов. Его шлем был украшен гребнем из перьев.

Центурион подал легионерам знак остановиться, а сам подошел к Спартаку.

Аполлония и три жрицы Диониса приблизились к Спартаку, окруженному фракийскими воинами, и удивленный центурион остановился в нескольких шагах от них.

— Ты сражался как римлянин, — по-гречески сказал он. — Боги послали нам тебя и твоих воинов в решающий момент сражения. Ты рубил этих варваров как ветви деревьев. Кто ты?

— А ты? — спросил Спартак.

Его меч по-прежнему был обнажен. Сквозь плотную завесу снега смутно виднелись кольчуги и шлемы римских легионеров.

— Я — центурион, командующий первой когортой VII легиона Римской республики, — ответил тот и повернулся к своим солдатам. — Вот все, что осталось от моей центурии. Даки так же опасны, как волки во фракийских горах, как дикие звери Африки и македонские змеи.

Он сделал еще один шаг в сторону Спартака.

— Мое имя Номий Кастрик.

Теперь он находился так близко от Спартака, что тот мог различить большой шрам, рассекавший правую щеку центуриона.

— Я все еще ничего не знаю о тебе, — продолжал Кастрик. — Мне известно только то, — и это мне по душе, — что ты боролся за Рим против варваров. Но кто ты?