Шрифт:
— Вы так любезны. Полковник Сергиус, вы будете моим личным и, я надеюсь, постоянным гостем в цирке. Вы окажете мне честь…
Директор оборвал себя и посмотрел на троих спутников полковника, которые не выразили ни малейшего желания отойти в сторону.
— Это ваши люди, полковник?
— Какой я невнимательный! У меня совсем вылетело из головы…
Сергиус представил Ринфилду своих подчиненных. Директор, в свою очередь, представил доктора Харпера, сидевшего рядом с ним во время представления.
Ринфилд продолжил:
— Я как раз собирался сказать, полковник, что хочу пригласить вас и ваших людей ко мне в кабинет выпить по рюмочке вашего национального напитка.
Сергиус ответил, что он полностью в распоряжении директора. Все выглядело очень сердечно.
В кабинете Ринфилда одна рюмочка превратилась в две, а потом и в три. Получив разрешение хозяина, Николай все время щелкал затвором, не забыв сделать по крайней мере дюжину снимков улыбающейся и протестующей Марии, которая в момент появления гостей сидела на своем рабочем месте.
— Полковник, не хотите ли познакомиться с кем-нибудь из наших артистов? — предложил директор.
— Вы просто читаете мои мысли, мистер Ринфилд! Должен признаться, что я подумал об этом, но не осмелился попросить… Я уже достаточно злоупотребил вашим гостеприимством…
— Мария! Пройдите по артистическим уборным и спросите артистов. — Ринфилд назвал девушке несколько имен, — не будут ли они любезны зайти ко мне, чтобы познакомиться с нашим высоким гостем.
В последние несколько недель директор приобрел свойственную жителям Центральной Европы цветистость выражений.
Через несколько минут познакомиться с высоким гостем пришли Бруно и его братья, Нойбауэр, Кан Дан, Рон Робак, Мануэло, Мальтиус и еще несколько человек. За исключением Ангело, который довольно сдержанно поздоровался с Каном Даном, все вели себя очень мило, и неумеренные восхваления были приняты с преувеличенной скромностью.
Сергиус недолго пробыл в кабинете директора — он ушел почти сразу же после того, как его познакомили с артистами. На прощание они с Ринфилдом обменялись любезностями и выразили надежду на скорую встречу.
На улице полковника ждал большой черный лимузин, в котором сидели водитель в полицейской форме и рядом с ним — темноволосый человек в темной одежде. Проехав совсем немного, Сергиус велел водителю остановиться и дал какие-то инструкции переодетому полицейскому, которого он называл Алексом. Алекс кивнул и вышел из машины.
Вернувшись в отель, полковник спросил Кодеса и Ангело:
— Удалось ли вам сопоставить их голоса с теми, что записаны на пленке?
Оба закивали головами.
— Отлично. Николай, сколько тебе понадобится времени, чтобы проявить пленку?
— Чтобы проявить? Не больше часа. Но чтобы отпечатать, потребуется гораздо больше времени.
— Отпечатай мне только снимки Ринфилда, Харпера, этой девушки — кажется, ее зовут Марией? — и ведущих артистов.
Николай ушел, и полковник сказал:
— Ты тоже можешь идти, Ангело. Я тебя вызову.
— Можно ли узнать цель этой вылазки? — спросил Кодес.
— Можно. Я как раз собирался тебе об этом сказать, потому и отослал Ангело. Он мой верный пес, но не следует перегружать его мозг всякими сложностями.
Бруно и Мария гуляли, впервые взявшись за руки, по слабо освещенным улицам города и оживленно разговаривали. Метрах в тридцати за ними незаметно следовал Алекс с ненавязчивостью человека, за долгие годы практики научившегося не привлекать к себе внимание. Он замедлил шаг, когда идущая впереди парочка вошла в дверь с неразборчивой неоновой вывеской.
В полутемном кафе было дымно из-за горевшего в камине резко пахнущего бурого угля (температура на улице приближалась к нулю), однако довольно уютно и удобно, особенно если заранее запастись противогазом. Народу было немного. У стены сидели Мануэло и Кан Дан, причем первый пил кофе, а возле второго стояли две литровые кружки с пивом. Свое ставшее легендой пристрастие к пиву Кан Дан объяснял тем, что этот напиток необходим ему для поддержания силы. Так или иначе, количество выпитого никогда не влияло на его выступления.
Бруно поздоровался с друзьями и попросил извинения за то, что не может к ним присоединиться. Кан Дан ухмыльнулся и ответил, что они ничего не имеют против. Бруно провел Марию к столику в углу. Через несколько секунд в кафе не спеша вошел Робак, приветственно махнул рукой и присоединился к Мануэло и Кану Дану. Трое друзей перебросились несколькими словами и стали сначала неторопливо, а затем все более энергично исследовать содержимое своих карманов. С того места, где сидел Бруно, могло показаться, что их разговор превратился в обмен колкостями и взаимными упреками. В конце концов Робак нахмурился, сделал решительный жест, словно отвергая что-то, и направился к столику, за которым сидели Бруно и Мария.