Начался самый тяжелый для партии этап поисков своего места в обновляющемся обществе. Перед коммунистами встал в полном смысле судьбоносный для партии вопрос: способна ли она реформироваться? Из сросшейся с государством, во многом бюрократической структуры превратиться в массовую демократически организованную партию левых сил? Стихийно началась общепартийная дискуссия, поднялась волна критики в адрес руководства, резко увеличилось число людей, покидавших партийные ряды. Единство КПСС начало постепенно подтачиваться и разрушаться сепаратистскими движениями в республиках.

КПСС и в это тяжелое для себя время продолжала оказывать огромное влияние на ход событий. На июльском Пленуме 1988 года обсуждались вопросы реализации решений XIX партконференции. Сентябрьский Пленум был посвящен совершенствованию структуры партийного аппарата. В январе 1989 года Центральный Комитет утвердил политическую платформу КПСС на выборах. В марте выступил с новой аграрной политикой, главной целью которой стало возвращение крестьянину положения хозяина на земле. Значительным событием стал сентябрьский Пленум того же года, принявший платформу «О национальной политике партии в современных условиях». А на Пленуме, состоявшемся 5–7 февраля 1990 года, была одобрена платформа ЦК КПСС к XXVIII съезду партии «К гуманному демократическому социализму».

Надеюсь, читатель не посетует на эту «партийную хронологию». Напоминая о партийных форумах, я хотел подчеркнуть, что политическая жизнь в партии не затухала. Будучи избранным Президентом СССР, я вовсе не собирался, как утверждают сейчас некоторые, «бросать партию на произвол судьбы». Если бы у меня действительно было такое намерение, то проще всего было его осуществить, уйдя с поста генсека, чего, кстати, от меня настойчиво требовали демократы. Но именно сознавая свою ответственность перед КПСС, миллионами коммунистов за судьбу реформ, я считал своим долгом сделать все возможное, чтобы партия, пройдя путь внутренней демократизации, возродилась и заняла достойное место в новой политической структуре. На вопрос, удастся ли решить эту задачу или верх возьмет консервативная часть аппарата, должен был дать ответ досрочно созванный XXVIII съезд КПСС. А своего рода увертюрой к нему стал I съезд коммунистов России.

Второе пришествие РКП

С весны 1990 года, после первых свободных выборов в парламенты республик, когда партия почувствовала, что она отторгается на обочину развивавшихся в обществе и государстве процессов, усилилось недовольство реформаторами, деятельностью ЦК КПСС, ставилась под сомнение перестройка. А тут еще нарастали трудности в экономике, появились перебои со снабжением. Когда Рыжков объявил о предстоящем повышении цен, консервативная верхушка партии решила, что наступил подходящий момент для реванша. Спор у них шел разве что об одном: что выгоднее, имеет больше шансов на успех — заставить генсека отказаться от курса на перестройку, вернуть все к прежнему состоянию, или убрать его, добиться замены. Конечно, эти замыслы не афишировались. Опытные политиканы не хотели прослыть ретроградами, чувствовали, что народ не примет лозунг возврата к старым порядкам. Поэтому каждый свой шаг обосновывали стремлением активнее и плодотворнее вести перестройку.

Как раз в это время радикальные демократы успешно сыграли на лозунге «независимости» России, добились с его помощью немалого числа депутатских мест в новом Верховном Совете республики и избрания своего лидера председателем парламента. Очевидно, некоторые партийные вожаки усмотрели в этом неплохой пример для себя: если демократы сумели использовать «российскую карту», так почему бы и нам не сделать того же.

Сначала на партийных собраниях, потом на пленумах райкомов и обкомов, в печати начал ставиться вопрос о необходимости создания собственной партии российских коммунистов. Доводы были вполне серьезные: почему у всех республик есть свои компартии, свой ЦК, а у россиян нет? Это несправедливо ставит их в неравное положение. ЦК КПСС, занятый делами всей партии, не может уделять достаточно внимания республиканским заботам. Пошло-поехало! Сначала в порядке постановки вопроса, затем требования «партийных масс». И чуть ли не ультиматум.

Я ни в коем случае не хочу сказать, что вся эта затея была спекулятивной. В то время как ее зачинщики видели в этом в некотором роде легальный способ создать сильный противовес реформаторскому центру и повести партию по своему пути, многие рядовые коммунисты откликались на идею самостоятельной РКП так же, как на лозунг независимой РСФСР. Короче, здесь была реальная, а не мнимая проблема.

Я много размышлял над этим, обсуждал в узком кругу со своими коллегами, возвращаясь к истории вопроса, к ленинской позиции на этот счет. Все мы понимали, что ведь неспроста и не спонтанно было решено когда-то создать именно такую партийную структуру. Отдельное, самостоятельное существование руководящего центра коммунистов, находящихся на территории России (а это две трети партии), создавало постоянную угрозу раскола. Между тем партия мыслилась как самая мощная объединительная сила страны. Ее интернационалистская идеология должна была гарантировать против распада, служить залогом целостности. Вот почему, создавая Союз, то есть, по идее, государство федеративное, Ленин был категорически против такого же решения применительно к партии.

По существу, мы оказались в положении, когда должны были решать этот вопрос заново. На этот раз у нас за плечами был долгий опыт истории, когда при сохранении формально федерации существовало не просто унитарное, а сверхцентрализованное государство. Теперь же речь шла о том, чтобы ликвидировать разрыв между формой и содержанием, идти к настоящей федерации. Выходило, что создание Российской компартии становится объективно неизбежным. Однако настал ли для этого подходящий момент, не следует ли приступить к решению этой задачи после преобразования государственности на основе нового Союзного договора? И наконец, самый существенный вопрос: не станет ли воссоздаваемая РКП инструментом антиреформаторских сил, своего рода оплотом борьбы против ЦК КПСС, где, плохо ли, хорошо, но все-таки тон задавали решительно настроенные на углубление реформ генсек и его сторонники?

К тому времени и в составе Политбюро обозначилась дифференциация позиций. Те, кто разделял мнение о необходимости углубления перестройки, были в глазах остальных либералами. Другие же, считавшие, что достигнут допустимый предел преобразований, числились в консерваторах. Дискуссии разгорались по многим вопросам. И хотя в конце концов принимались все-таки общие, согласованные решения, это не снимало различий во взглядах.

Такое различие почти сразу же дало о себе знать и по вопросу о Российской компартии. Энергичным сторонником ее создания стал Лигачев, ссылавшийся на то, что движение в ее пользу уже захватило массы коммунистов. В какой-то мере это соответствовало действительности, хотя, повторяю, и до сих пор не могу отделаться от подозрения, что кампания в пользу РКП была в значительной мере инспирирована.