Шрифт:
– Сама – нет, а Людмила не спрашивала.
– Интересно, почему?
– Как почему, – Маркелов начал горячиться, – Маргарита ведь оплачивала их совместные походы в театры и на концерты, знаете ведь, какая у учителей зарплата. Вот она и боялась, что Маргарита больше не будет ее приглашать.
– Понятно.
– Ну, по работе все. Теперь – соседи. Я опросил практически всех, кто оказался дома. Никто ничего не заметил. Я зайду еще вечером, опрошу тех, кто работает.
– А вообще, с мужчинами ее кто-нибудь видел в последнее время?
– Кроме отца и брата к ней никто не заходил.
– Брата? – переспросила Вершинина.
– Да, а что? – удивился Маркелов.
– Ничего, просто Лев Земович сказал, что она практически не поддерживала с ним отношений.
– Не знаю, – Маркелов пожал плечами, – я понял, что Марк заходил к ней два-три раза в месяц.
Вершинина сплела пальцы рук и задумалась. В кабинете воцарилось молчание. Наконец, как бы что-то решив, она спросила:
– У тебя все?
– Все.
– Теперь ты, Валера. Кстати, дай-ка мне фотографии, – Вершинина протянула руку.
Толкушкин достал из кармана клетчатой рубашки несколько фотокарточек, и Вершинина стала их рассматривать. У Маргариты Трауберг было простое веснушчатое лицо с пухлыми губами и крупноватым носом. Кудрявые светло-рыжие волосы были уложены в прическу, открывающую лоб и уши. Положив фотографии на стол, Валандра посмотрела на Толкушкина.
– Что же ты молчишь?
– У меня пока ничего, – пожал плечами Валера, – надо будет еще завтра поработать, обслуживающий персонал почти во всех кафе работает в две смены.
– Хорошо, с утра и начинай, – она повернулась к Маркелову, – а у тебя еще и на сегодня есть работа.
– Есть, – согласился Маркелов.
– Ладно, все свободны.
Вершинина попрощалась с ребятами и достала из ящика стола тетрадь.
И что же мы имеем? Похоже, что Маргарита жила своим замкнутым мирком, никого туда не допуская. Ни мужчин, ни женщин. Филатова не в счет, ее она использовала в качестве прикрытия для своих вылазок на культурные, так сказать, мероприятия.
Марк Трауберг. Интересно, кем он был для Маргариты? Нет, то что у них общий отец, это понятно. Но он один из немногих мужчин, которые могли к ней приходить, вернее даже сказать, один из двух, если принимать во внимание Льва Земовича.
Надо будет с ним встретиться.
Сняв телефонную трубку, я набрала номер Льва Земовича.
– Трауберг у аппарата, – услышала я его картавый голос.
– Добрый вечер, это Вершинина.
– А-а, Валентина Андреевна, – Трауберг, как бы даже обрадовался, узнав меня, – чем могу служить?
– Лев Земович, мне необходимо поговорить с вашим сыном.
– Да? Не понимаю, каким образом?… А впрочем, вам виднее.
– Хорошо бы, если бы он смог зайти завтра до обеда.
– Да-да, конечно. Вам еще ничего не удалось?… Хотя, я понимаю.
– Лев Земович, – успокоила я его, – как только мы что-нибудь узнаем, я сразу же вам сообщу. Так вы пришлете сына?
– Склероза у меня еще нет. Я обязательно ему сообщу о вашей просьбе.
Вершинина закрыла тетрадь и положила ее в сумочку. Прежде чем выйти из кабинета, она посмотрела на себя в зеркало и поправила прическу.
Болдырев ждал ее в дежурке, беззлобно отвечая на подколы Ганке, которому предстояло провести ночь за пультом вместе с Колей Антоновым.
– Между прочим, – говорил Болдырев, – в армии я был механиком-водителем танка. Я машину знал, как свои пять пальцев: на спор гусеницей закрывал спичечный коробок.
– Ну ты и сказочник, – Ганке усмехнулся в усы, – я вот однажды на спор сейф открыл вязальной спицей.
Вершинина вошла в дежурку и кивнула Сергею:
– Поехали, нужно Алискера проведать.
Тут она увидела Антонова, сидевшего на диване с бокалом чая в руках.
– А ты сегодня дежуришь?
– Да. А что?
– Тебе нужно будет завтра к часу зайти в прокуратуру. Там на твое имя будет пакет. Заберешь его и принесешь мне. К сожалению, я не знала, что ты сегодня работаешь в ночь.
– Ничего страшного, – произнес Николай, – мы привычные.
Вершинина вслед за Болдыревым вышла на улицу, захлопнув за собой дверь. Она села на переднее сиденье «Волги» и опустила стекло.